Марлена Зимна - Высоцкий, которого мы потеряли…

В Театре оперетты мы сняли общие планы (театр, афиши и т. п.), если мне не изменяет память, начальник производства отправил меня с отснятым материалом на Площадь повстанцев, в лабораторию (Площадь повстанцев — Plac Powstaricow Warszawy — одна из главных площадей в центре польской столицы, в квартале Srodmiescie. Именно там находилась лаборатория Киноагентства польского телевидения TVP — laboratorium Agenq'i Filmowej TVP, Plac Powstaricow Warszawy 7 — прим. авт.), где обрабатывали пленку. Досъёмку к передаче снимали тогда кинокамерой, с использованием светочувствительной пленки. Начальник производства добавил, что никаких занятий в рамках стажировки у меня в этот день не будет, и что я могу вернуться на репетицию "Гамлета", если у меня возникнет такое желание. Разумеется, оно тут же возникло, и я вернулась в театр. Я немного опоздала, в зрительном зале было темно, поэтому, чтобы никому не мешать, я присела на корточках у стены. Я жадно вглядывалась во всё происходящее на сцене. Внимательно смотрела на знаменитый движущийся занавес, на Любимова, и, конечно же, на Высоцкого. Насколько я помню, репетировали не весь спектакль, а только его фрагменты. Иногда это были буквально "намёки" на те или иные сцены. Любимов постоянно подходил к актёрам с замечаниями. По полной программе сыграли лишь сцены с Высоцким (может быть, специально для фоторепортёров?). Если бы не неожиданный инцидент с брюками, я бы запомнила лишь своё восхищение игрой, минималистической, но столь много говорящей, сценографией (ох, уж этот занавес!) и переводом Шекспира на русский язык. Я была столь увлечена сценическим действием, меня переполняли такие эмоции, вызванные осознанием того, что собственными глазами мне довелось увидеть нечто воистину великое, чрезвычайно важное и исключительное, что я не обращала внимания ни на зрительный зал, ни на журналистов, хотя смутно помню, что в зале сидели какие-то люди (их было совсем немного, помню, что среди них был Ольбрыхский, я видела его потом в фойе). В зале присутствовали также фоторепортёры. Инцидент со штанами я запомнила очень хорошо. Я была тогда убеждена, что Высоцкий играл не в костюме, а в собственной одежде: в джинсах, точнее, даже в вельветовых брюках, и в свитере с большим вырезом (я запомнила волоски на груди артиста). Брюки треснули сзади, когда Гамлет зацепил ими торчащий гвоздь, в сцене на кладбище. Я запомнила слова Высоцкого: "Соединённые штаны Америки рассоединились". Были ещё какие-то шуточки на эту тему. Не помню, чтобы Высоцкий накричал на костюмершу. Она сразу же прибежала и заверила, что приведёт брюки в порядок. Всех очень развеселил этот инцидент, я не помню никакого крика, никакого напряжения.

Высоцкий абсолютно не производил впечатления больного человека, наоборот, во время репетиции он был в прекрасной форме и в хорошем настроении, много шутил. После репетиции, когда мы ждали в фойе, когда к театру подъедет машина съёмочной группы, Высоцкий вышел из зала и говорил с Ольбрыхским (я слышала, как они говорили о банкете, который должен был состояться по окончании спектакля), проходя мимо нас, он на мгновение остановился и обратился к нам: "Ну что, устали, бедняги? Я тоже немножко устал". Это было очень мило с его стороны. Тогда я видела его не издалека, он стоял буквально рядом со мной, и никаких признаков болезни я не заметила. Именно поэтому известие о его смерти стало для меня шоком. Я никак не могла поверить, что буквально двумя месяцами раньше в нём было столько силы, столько энергии, он был таким бодрым, улыбающимся, и вдруг его не стало. В мае 1980-го я не только не знала о его болезни, но и ничего странного в его поведении не заметила. Я слышала, что он пьёт, но кто тогда не пил. Особенно в России. Особенно артист такого ранга, как Высоцкий… В общем, я и представить себе не могла, что спустя два месяца Высоцкого уже не будет, а вскоре Таганка останется ещё и без Любимова, который не сможет вернуться с Запада. Только в начале девяностых годов я посетила могилу Высоцкого на Ваганьковском кладбище, чтобы проститься с Володей…

Французский поэт Атанас Ванчев дьо Траси (Athanase Vantchev de Thracy /род. в 1940 г./) принадлежит, безусловно, к тем друзьям Владимира Высоцкого, о которых так называемая широкая публика почему-то совсем не знает.

Между тем, именно он сочинил одни из самых проникновенных строк о Владимире Высоцком, откликнувшись на смерть своего собрата по перу стихотворением "Et nous nous effayons… (A Vladimir Vysotsky)", использовав в качестве эпиграфов строки из стихотворении Сергея Есенина ("До свиданья, друг мой, до свиданья…") и Франсуа Вийона ("Баллада о повешенных").