Николай Задонский: Кондратий Булавин

Бесконечные разговоры о Разине, его походах и удачах, слышанные в детстве, глубоко запали в душу впечатлительного мальчика. Игры со сверстниками носили отпечаток легендарных рассказов. Кондрат с ранних лет атаманствовал и рубил головы боярам, или, собрав станичных казачат, отправлялся с ними в степь, где разрывали курганы в поисках клада. А позднее, когда сверстники подросли, не раз гонялись они во главе с Кондратом за татарскими и ногайскими разведчиками, выискивавшими близ казачьих станиц легкую добычу.

Сейчас, лежа на полатях, вспоминая о своем детстве, Кондрат невольно, в который уже раз, возвращался к мысли о том, что, возможно, отцовские слова о дне его рождения имеют некое пророческое значение. Кондрат не чуждался суеверий. А в том, что теперь на Дону затевалось, ощущалось что-то грозное, тревожное…

Донские казаки и он, Кондрат, в их числе хотели сделать окорот слишком чувствительным посягательствам Москвы на старые казацкие права и вольности, прекратить всем немилый сыск и жить по-прежнему. При этом учитывалось напряженное положение в стране, вызванное продолжавшейся войной со шведами. Вся русская армия была на границах. Карательных войск для посылки на Дон собрать царю негде. Обострять отношения с донским казачеством московскому правительству невыгодно. Следовательно, строгого возмездия за нападение на сыскной отряд Долгорукого ожидать нельзя, все ограничится обычной длительной перепиской посольского приказа с войсковой старшиной. Так успокоительно размышляли все казаки.

Однако Кондрат знал, что московское правительство возглавляется сейчас энергичным, умным царем Петром. Кондрат видел его под Азовом, видел, как Петр, огромный и суровый, засучив рукава, помогал солдатам разгружать корабли, как потом, под огнем турецких пушек, хладнокровно распоряжался боем, не выпуская изо рта трубки.

Петр не чета прежним слабовольным боярским царям, его вокруг пальца не обведешь. Кто знает, что он предпримет, узнав о нападении на сыскной отряд? Дело может иметь самые непредвиденные дурные последствия…

Кондрат сознавал это и все же от принятого решения отказываться не собирался. Отстаивая долгие годы права донского казачества на бахмутские промыслы и угодья, Кондрат сдружился с верховым и голутвенным людом, составлявшим самую верную его опору. Разве мог он оставаться безучастным к сыскным неистовствам, которым подвергались сейчас голутвенные?

А в Черкасске старый дружок Илья Зерщиков открыл, что, помимо сыска беглых, царь приказал Долгорукому произвести строгий розыск по жалобе изюмского полковника Шидловского, бахмутские промыслы и угодья у донских казаков описать и найти виновников, посадивших в прошлом году под караул дьяка Алексея Горчакова. И этот настырный поганый дьяк по царскому указу снова сейчас едет на Бахмут, чтоб старую вражду между изюмцами и донскими казаками «успокоить и искоренить», и грозится своего обидчика, бахмутского атамана, заковать в кандалы.

Кондрат мрачно вздыхает. Стало быть, так или иначе нужно защищаться, нужно действовать. Он предугадывал надвигающиеся грозные события, но не мог их предотвратить. И тут снова одолевают Кондрата думы о своих близких, родных…

Булавиных было четыре брата. Старший, Петр, давно ушел на Кубань, женился на черкешенке, обзавелся семьей, стал кубанским казаком. Второй, Аким, разбогатевший на торговле рыбой и солью, проживал в Рыковской станице под Черкасском, Третьим был Кондрат. Самый младший, Иван, неженатый добродушный тридцатилетний казак, жительствовал в Трехизбянской.

Отцовской избой владели Кондрат и Иван совместно, но большую часть года она стояла заколоченной. Иван занимался охотой и бортничеством, с весны до осени не покидал дальней пасеки, а зимой бродил с ружьем за плечами по донецким лесам и буеракам, появляясь в станице лишь на короткое время. Кондрат имел хорошую постройку на Бахмуте, где обычно и жил вместе со второй женой Ульяной и детьми от первого брака, невестившейся дочерью Галиной и тринадцатилетним сыном Никифором.

С Ульяной Кондрат жил не особенно дружно. Дочь богатого бахмутского казака-солевара, она относилась к связям мужа с верховой вольницей недоброжелательно, становилась все более раздражительной… Впрочем, во многом виноваты были дети, обожавшие отца и не прощавшие мачехе ни одного худого о нем слова, ни одной размолвки с ним.

Недавно Ульяна, бывшая на сносях, отправилась рожать к вдовой своей сестре, жившей под Белгородом. Кондрат, опасавшийся, как бы возвращающийся. на Бахмут озлобленный дьяк Горчаков впрямь не причинил бы ему зла — старые недруги изюмцы охотно бы помогли в том, — отпустил жену с легким сердцем, а сам с детьми переселился, в родную станицу.