Валерий Поволяев - Тайны Конторы. Жизнь и смерть генерала Шебаршина

— Что вы со мной так разговариваете? — вскричал он. — Со мной еще никто так не разговаривал! — И остывая, проговорил уже спокойно: — Мог бы, но не сделал. И вообще то, что я могу сказать — скажу, если же я промолчу — значит, я знаю ответ, но не могу его сказать, либо могу сказать, но не подошло время и я должен пока держать его в себе.

Всякая большая правда — скажем, правда крупного, приметного исторического события, состоит из правды эпизодов, частностей, даже мелких деталей. Конечно, Крючков, уходя из жизни, унес с собой очень много тайн, — причем таких, над которыми вряд ли когда поднимется завеса.

Точно так же со многими нераскрытыми тайнами ушел и Шебаршин. Да и какой начальник разведки огромной страны не имел тайн?

Выросло уже целое поколение молодых людей, которое не знает прошлого своей страны, своего народа, живущее совсем другими интересами, чем жили люди, скажем, тридцать лет назад, в восьмидесятые годы прошлого века, — нынешние молодые люди больше похожи на простоватых американцев, на неотесанных клошаров, с узкими интересами, поклоняющихся одному богу — золотому тельцу.

Практически исчезла такая отличительная черта русского характера, как бескорыстие, способность протянуть человеку руку в беде, выручить его, уже исчезают благородство и патриотизм, — постарались различные младореформаторы, революционеры девяностых годов, демократы в кавычках, — исчезает желание работать (гораздо лучше, свободнее жить бомжом) и защищать свою страну… А ради кого ее, собственно, защищать? Ради богатых, у которых карманы лопаются от денег, чьи капиталы в подавляющем большинстве своем носят криминальное происхождение — людей, чьи сытые и самодовольные физиономии вызывают брезгливое ощущение?

Вот так и происходит распад общества, распад народа.

За границей на старшее поколение русских, тех, кто имеет седые головы, еще смотрят нормально, с уважением, на молодых же поглядывают с пренебрежением и даже опаскою — это не те русские, которые жили тридцать лет назад, — совсем другие, может быть, даже и не русские вовсе. Вот к чему мы пришли, а вернее, нас привели — к деградации.

Кстати, за кордоном русскими ныне называют всех, кто жил в прежнем Советском Союзе, — таджиков, киргизов, казахов, евреев, русских, армян и так далее, всех тех, кого считали «советским народом». Вину за прежние годы нынешние политические деятели, весьма крикливые, возлагают на тех, руководителей, которых уже нет (хотя в России не принято плохо говорить о мертвых, это табу), — на Сталина и Ленина, Дзержинского и Куйбышева, Брежнева и Андропова, на десятки, сотни других, но совершенно не трогают себя, любимых, «белых и пушистых», они стоят над всем этим, над историей, и ни к чему не причастны.

Мешают жить этим людям и пенсионеры. По этой части вообще нет газет, которые бы не высказались на эту тему: пенсионеры, похоже, являются бельмом на глазу у всего общества, и должны они уступить место на земле богатым, освободить пространство. Задача непростая, но разрешимая.

Вот и возникают различные ехидные перлы типа: «Очередная пенсионная реформа не принесла результатов — количество пенсионеров в стране остается все еще высоким».

Бедные пенсионеры! Ни в одной стране мира они не являются такой досадной обузой у правительства, как в России.

А ведь мы доедаем и допиваем то, что было добыто, открыто, сделано руками нынешних пенсионеров — в том числе и нефть, газ, прочие ископаемые, которые принято называть полезными (словно бы в издевку названо: для кого они полезные? Для олигархов? Только вот пенсионеры наши почему-то не стали «полезными ископаемыми»)… Недавно я прочитал: «В нефтяных странах каждая семья получает выплату — проценты с продажи нефти. В России происходит то же самое — все знают эти семьи».

Все точки расставит время, обязательно расставит.

В отношении исторических имен Добрюха рассказал одну историю, очень показательную. О Дзержинском. Как известно, Феликс Эдмундович был не только основателем ЧК, он и транспортом командовал, и беспризорников выуживал из подвалов и приучал к новой жизни, и голодных кормил, — в общем, забот у него было полно.

И ни один человек не может сказать, что Дзержинский был причастен к каким-нибудь массовым расправам, удушению инакомыслия, уничтожению культуры, людей, памятников архитектуры, предприятий и так далее. Человек был светлый, хотя и придерживался строгих правил в жизни.

Памятник Дзержинскому был снесен грубо, беспардонно, без каких-либо решений, возбужденной полупьяной толпой, с помощью обычного крана и стальной петли, накинутой памятнику на шею. Мороз по коже бежит, когда видишь кадры хроники и вспоминаешь все это.