Владимир Соловьев - Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия веселого человека

А мы пока что сузим круг вспоминальщиков до одной семьи Сережиных соседей.

С Шапиро мы познакомились еще до того, как узнали их лично, — заочно, через Довлатова, из его рассказов, устных и письменных. Братья Изя и Соломон были не только его соседями, но и героями уморительных баек, которыми Сережа развлекал меня в наши ежевечерние встречи. Довлатов и вообще любил обыгрывать еврейские имена и фамилии, полагая, что уже сами по себе они синоним смешного:

— Рабинович — уже смешно…

— Родиться Рабиновичем в России — все равно что калекой, — слабо возражал я.

— Вот, вот, — подхватывал Сережа. — Вы можете представить великого русского поэта, ученого или, на худой конец, композитора Рабиновичем?

— Шолом-Алейхем, — вспомнил я.

— Видите! Даже идишному писателю пришлось взять псевдоним!

У Довлатова множество приколов с еврейскими именами. Скажем, как Сережа случайно назвал Льва Захаровича Львом Абрамовичем, и тот смертельно обиделся, а Сережа, поразмыслив, восстановил ход его мыслей: «Вот сволочь! Отчества моего не запомнил, зато запомнил, гад, что я еврей!» Или как у Сережи нет документов, когда у него требуют, и он называется Лазарем Самуиловичем Альтшуллером и дает фальшивый адрес — ему верят, потому что он точно вычислил реакцию блюстителя порядка: «Что угодно может выдумать человек, но добровольно стать Альтшуллером — уж извините. Значит, говорит правду».

А тут вдруг Довлатову подфартило — у него появились друзья с анекдотической фамилией! Будь они не братья Шапиро, а братья Ивановы, никаких историй, боюсь, не возникло бы. Как писал московский рецензент моего питерского исповедального романа: «„Три еврея“ — купят. „Трех русских“ — не купят». А потом, ничего не объясняя, спрашивал: «Понятно, о чем я говорю?» Какие там объяснения — и дикобразу понятно.

Некоторые из этих «шапировских» историй вошли в довлатовские книги (в упомянутые «Записные книжки»), но большинство так и остались разве что в памяти его слушателей, если/пока те еще живы. Душа, может, и переживает бренное тело, но память часто умирает еще в живом человеке — не дай-то бог! «Не дай мне Бог сойти с ума» — то есть чтобы память давала ложные показания. Или, как писал Бродский: «Память, если не гранит, одуванчик сохранит». С одуванчика и спрос.

После Сережиной смерти мы стали встречаться с Шапиро все чаще и чаще — сначала у общих друзей, а потом на их днях рождения и юбилеях, когда сдружились. Уверен, они уже мелькали в наших воспоминаниях о Сереже. В Старый Новый две тысяча какой-то год (офигеть!) мы вспомним Сережу Довлатова. Блатная наша шобла и без того мишпуха — как и в Москве, а до этого в Питере, — евреятник с вкраплениями «старшего брата», а тут за столом больше всего Шапиров — Соломон и Изя Шапиры с женами Шапирами, и все Шапиры наперебой рассказывают пикантные истории про Довлатова — в пандан, в параллель тем, которые Сережа рассказывал про них. А придя далеко за полночь домой, мы увидим в телеящике директора и пиарщика «Паблик ТВ» Нила Шапиро в знаменитых его подтяжках. Лена Клепикова сказала как-то, что Саша Грант сделал подтяжки. «Предпочитаю ремень», — живо откликнулся Миша Фрейдлин, другой наш приятель (к слову). Без общественного телевидения мы с Леной не представляем нашей жизни. Сейчас по нему в который раз прогоняют театрализованную бриттами диккенсиану, где играют негры в том числе, которых среди героев Диккенса не наблюдалось, а между героинями — лесбийские и черт знает еще какие пикантные отношения: классика как современность. По вторникам научные передачи, по средам — оперы, по субботам — старые фильмы, каждую неделю история, религия, культура, природа. Но это опять-таки к слову, потому что забавно после шестичасового староновогоднего стеба на воздушные темы, в том числе с Шапирами, увидеть на экране еще одного Шапиро: пусть никакого отношения к Довлатову, но из того же рода-племени, что остальные. Ну да, два мира — два Шапиро: старая история, которую Сережа так любил рассказывать в связи с нашими Шапирами, зато сейчас ее легко выудить из Инета, но чтобы читателю не отвлекаться от нашей книги, вот она вкратце.

Однажды — в 40, 50 или в 60-х, роли не играет — корреспондент агентства UPI Генри Шапиро, проходя мимо здания ТАСС, увидел валивший оттуда дым. Он позвонил в дверь. Никто не отозвался. Он позвонил по телефону. Трубку снял дежурный Соломон Шапиро.

— У вас пожар, — сказал ему Генри.

— А кто это говорит? — спросил Соломон.