Борис Прянишников - Незримая паутина

Жертвой подслушивания оказался не только РОВС. Третьяков позаботился и о своем Торгово-Промышленном Союзе. Он уговорил своих коллег перейти к нему на рю дю Колизе. На заседаниях совета Союза читались интересные доклады, высказывались откровенные мнения о положении в СССР и целях эмиграции. Заседания посещали видные представители различных кругов эмиграции. В квартире, заботами любезного хозяина, появились удобные кресла для особо почетных гостей. Под креслами были найдены микрофоны, все разговоры подслушивались.

Рабочие коммунисты из французского Министерства почт, телеграфов и телефонов провели прямой провод с рю дю Колизе в здание советского полпредства на рю де Гренель. Сидя в своем кабинете, резидент НКВД в Париже годами подслушивал разговоры виднейших эмигрантов.

Арестованного Третьякова немцы отправили в Германию. 16 июня 1944 года он был расстрелян в концентрационном лагере в Ораниенбурге, вблизи от Берлина.

«О недопустимости дальнейшего занятия мною каких-либо должностей в РОВСе» Кусонский забыл очень скоро. После вступления генерала Архангельского в должность начальника РОВСа, Кусонский переехал из Парижа в Брюссель. И опять стал начальником канцелярии РОВСа. Так, благодаря «линейским» генералам, было быстро забыто и прощено его непростительное поведение в роковой для генерала Миллера день.

Летом 1940 года армии Гитлера заняли Бельгию и добрую половину Франции. Под пятой оккупантов оборвалась деятельность русских эмигрантских организаций. Немцы закрыли эмигрантские газеты и журналы. В столице Франции расцвел гитлеровский «Парижский Вестник».

В день вторжения Гитлера в Советский Союз, 22 июня 1941 года, во многих местах эмигрантского рассеяния, оказавшихся под властью гестапо, были арестованы русские эмигранты, чем-то неугодные гитлеровцам. Среди них были заведомые агенты большевиков, большевизаны и подозрительные личности; были и без вины пострадавшие.

33 человека были арестованы в Брюсселе гестаповцами. В большинстве это были белые русские офицеры. Их доставили к зданию гестапо на Рон Пуан де л’Авеню Луиз, посадили в крытые грузовики и отвезли в замок Брондонк, превращенный в каторжную тюрьму. В одном из казематов замка конвоиры отобрали у арестантов штатскую одежду, выдали им штаны и куртки защитного цвета с красной полосой на спине и белыми номерами. Затем объявили, что фамилий у арестантов больше нет, вместо них — номера.

Среди арестованных были генерал Кусонский, Борис Солоневич, поручик М. Колоколов и некий Куксин, подсаженный к заключенным сексот гестапо. Прошла неделя, и трое арестованных были выпущены на волю. В стенах замка остались тридцать русских.

Каждый день заключенных выгоняли на тяжелые земляные работы. Впивались они кирками в землю, копали лопатами, катали тачки с землей, толкали вагонетки.

Погонщики надзиратели жестоко обращались с ними. Но особенно зверствовали и издевались они над Кусонским. Шестидесятилетнему старику эти работы были совсем не по силам. Где и как только возможно, Колоколов старался помочь бывшему белому генералу. Крайне тяжело было старику орудовать лопатой. Когда надзиратели были вдалеке от них, Колоколов копал землю и за себя, и за Кусонского. Однажды Кусонский хотел передохнуть, стоял недвижно с лопатой и зазевался. Застиг его врасплох лейтенант Штраус, ударил его ногой, хлестнул по лицу перчатками и злобно обругал, в словах не стесняясь. Всякий раз, поравнявшись с Кусонским, лейтенант бил его то кулаком в спину, то ногой ниже поясницы, то хлыстом по лицу. После удара по лицу перчатками Кусонский ушел в себя, погрузился в тяжелые думы, остро переживал оскорбление. Его здоровье ухудшалось, сдавало сердце, он терял аппетит, с каждым новым днем труднее становилось на непосильных работах.

Настал день, когда надзирателей из вермахта сменили молодые солдаты-гестаповцы. Издевательства над заключенными усилились, особенно зверствовали два эсэсовских унтер-офицера.

Один из них как-то спросил Колоколова, не он ли русский генерал? Узнав, что Колоколов только поручик, он крепко выругался по-немецки и отошел. На следующее утро, когда заключенные торопливо бежали на перекличку, Кусонский, едва передвигавший опухшие ноги, отстал от толпы. Эсэсовский унтер подскочил к Кусонскому и безжалостно избил его.

26 августа 1941 года истощенный Кусонский медленно тащился по коридору в амбулаторию за помощью к доктору-австрийцу Зингеру. Выросший словно из-под земли эсэсовский унтер набросился на Кусонского с кулаками. Кусонский упал. Унтер схватил его за ноги и поволок в амбулаторию. Прошло полчаса, и Кусонского не стало. Его тело, с багровым от побоев лицом, было забито в ящик и выброшено в безвестную могилу.