Вальтер Шелленберг - Мемуары [Лабиринт]

Но никто тогда не мог предположить, что все планы Гейдриха всего через год развеются прахом.

Встреча с рейхскомиссаром Тербовеном — Метеорологическая станция в Гренландии — Отношение Гиммлера к Швеции — Усиление нашего абвера в Швеции — Агенты в компартии Швеции — Сообщение о зимних планах Сталина — Гиммлер и японцы — Гостиница в Мадриде — Политика Гитлера в России.

В начале осени 1941 года возникла настоятельная необходимость отправиться в Норвегию, чтобы урегулировать разногласия, возникшие между нами и рейхскомиссаром Норвегии Тербовеном. Гейдрих пожелал лететь вместе со мной. Для него Норвегия представляла интерес еще и в том отношении, что он имел возможность тайком совершать с аэродрома в Ставангере полеты на истребителе, чтобы набрать необходимое число боевых вылетов для получения железного креста первой степени и германского «золотого креста».

Мы летели в специальном самолете и мне показался знаменательным тот факт, что Гейдрих на протяжении всего полета работал над документами, отдавая при этом своим адъютантам различные указания. Я наметил сделать в Осло несколько докладов в узком кругу специалистов, а также изучить деятельность нашей разведки в Норвегии. В связи с этим меня особенно занимали норвежские пароходные компании, все еще поддерживавшие свои торговые связи с Новым Светом и Африкой.

Сразу же после нашего прибытия нас с подчеркнутой вежливостью принял Тербовен. Рейхскомиссар и Гейдрих были между собой в резко враждебных отношениях, и я с напряжением ждал, как они поведут себя во время предстоящих переговоров. Суть спора между ними заключалась в проблеме подчиненности высшего руководителя войск СС и полиции, а также командующего полицией безопасности и СД в Норвегии, центральным учреждениям в Берлине. Тербовен чувствовал себя неограниченным властелином в своей епархии и действовал, как ему заблагорассудится. На германскую полицию он смотрел только как на его личный вспомогательный и карательный аппарат; она должна была действовать исключительно по его приказам. Директивы из Берлина он открыто называл полным бредом, и говорил, что он отвечает за свои действия только перед фюрером. Гиммлер и Гейдрих интересовали его лишь как его личные знакомые. Он считал себя вправе позволить себе такую независимую манеру поведения, так как был близким приятелем Геринга. (Рейхсмаршал вместе с Тербовеном, когда тот был гауляйтером Рурской области, конфисковал — якобы в интересах рейха — пакеты акций сталелитейных заводов.) Переговоры в Осло в первый же день зашли в тупик. Поскольку затрагивались и вопросы, связанные с разведкой, Гейдрих привлек и меня к участию в беседе. Мы хотели узнать мнение Тербовена о том, как он представляет себе работу разведки и не собирается ли он создать в Норвегии, так сказать, самостоятельную разведывательную службу. Затронут был очень щекотливый вопрос. Тербовен тут же оценил ситуацию. Он разыграл перед нами целую сценку, полную едкого юмора, в которой так интерпретировал намек Гейдриха, говоря от его лица: «Господин рейхскомиссар, если вам не угодно признать правоту моих аргументов, разведка будет действовать так, как будто никакого рейхскомиссара не существует, ваши жалобы вряд ли найдут отклик у фюрера. Рейхсфюрер СС еще обладает, несомненно, достаточно большим влиянием, чтобы представлять перед лицом фюрера интересы СС — членом которых являетесь и вы, господин рейхскомиссар — через вашу голову».

Пока Гейдрих медлил с ответом, в дело включился я и сказал: «То, что вы, господин рейхскомиссар, высказали сейчас как бы от имени обергруппенфюрера СС Гейдриха, пожалуй, и является решением проблемы». Тут и Гейдрих «развернулся», чтобы нанести удар: «Вот мы с вами спорим о субординации, — сказал он, — а ведь норвежцы смотрят на нас, посмеиваясь и потирая от радости руки; и впрямь, было бы смешно помогать им в этом».

Это была торпеда! Тербовен понял это. Он сразу же закончил беседу, сказав, что об этом можно поговорить и на следующий день. Гейдрих изобразил на своем лице довольную ухмылку. Его больше не покидало отличное расположение духа.

Вечером состоялся ужин у Тербовена. Рейхскомиссар позаботился о том, чтобы стол ломился от яств, во всем стараясь не отстать от своего покровителя Геринга. Ближе к ночи торжественный ужин превратился в попойку. Сам хозяин поглощал неимоверное количество спиртного, заставляя всех окружающих пить с ним наравне. «Гвоздем» вечера явилось следующее: Тербовен приказал своим двум секретаршам разъезжать на велосипедах по залу под ликующий рев изрядно нагрузившейся мужской компании. Все это производило впечатление дешевого циркового увеселения, и я громко высказался на эту тему, что, видимо, не ускользнуло от слуха Тербовена. Он вдруг встал, подошел ко мне вплотную и сказал: «Эй, вы, возьмите-ка этот бокал с пивом, — и протянул мне целую литровую кружку, — и выпейте его, не сходя с места». Я ответил, что, к сожалению, по состоянию здоровья не могу последовать его любезному приглашению. Едва я кончил говорить, как он попытался выплеснуть на меня бокал. Но Гейдрих упредил его и схватил за руку. Я тут же, не сказав ни слова, покинул помещение.