Важнейшие фотокопии я передал статс-секретарю фон Штеенграхту, который под руководством посланника Альтенбурга создал специальную комиссию по изучению полученных материалов. Одновременно Гиммлер представил все материалы Гитлеру. В этот момент Риббентроп обратился к Гитлеру с жалобой на то, что политическая разведка утаила от него часть документов. Но статс-секретарь Штеенграхт, к которому обратились за объяснениями, сообщил, что документы, не попавшие якобы к Риббентропу, уже много дней валяются нетронутыми в одном из сейфов министерства иностранных дел.
Гитлер скептически отнесся к подлинности документов. Он постоянно требовал от нас узнать, кем был на самом деле камердинер английского посла. Мойзиш, не желавший осложнять свои отношения с Цицероном выяснением дальнейших подробностей его биографии, ограничился при случае расспросами, которые не дали результата. Желая рассеять недоверие Гитлера в этом второстепенном вопросе, я поручил своей специальной организации в Стамбуле, о которой уже говорил, разузнать все о Цицероне. Довольно скоро мне сообщили и настоящее имя Цицерона. Но я не хотел бы его называть сейчас, так как, насколько мне известно, Цицерон жив до сих пор.
Меры, предпринятые Гитлером после ознакомления его с документами, носили, как и следовало опасаться, отрицательный характер. Он полагал, что как раз теперь он должен вести тотальную войну с полным напряжением всех сил, отбросив малейшие колебания. Гиммлера же наши документы привели в явное замешательство. Незадолго перед рождеством он вызвал меня к себе и сказал: «Я понимаю, что что-то надо делать». Я не верил своим ушам, слушая его слова: «Не прерывайте связи с Хьюиттом. Не можете ли вы сообщить ему, что я готов встретиться с ним?»
Поступить так было, действительно, самое время, ибо теперь на нас сыпались удары со всех сторон. Кроме того, последние документы, переданные нам Цицероном, ясно свидетельствовали о том, что нейтралитет Турции является лишь вопросом времени. Постепенный переход турецкой дипломатии в лагерь союзников происходил в полном соответствии с тем, как представлял себе это в одном из своих «проектов» сэр Кнэтчбулл-Хьюгессен, направленных им в Форин Оффис — сначала соблюдение нейтралитета с одновременным сосредоточением турецких войск во Фракии с целью связать немецкие дивизии в Болгарии, затем получение во все большем объеме военной помощи от западных союзников и, наконец, открытие переговоров представителей генеральных штабов. Как сообщалось в документах Цицерона, датой окончания всех этих мероприятий было назначено 15 мая 1944 года — она была приурочена к началу операции «Оверлорд». Итак, с 15 мая 1944 года приходилось рассчитывать на непредвиденные случайности и на Юге, и на Западе.
(Если бы планы Черчилля не потерпели краха в декабре 1943 года в Тегеране, встретив сопротивление Сталина и Рузвельта, если бы он отстоял свой план «Меркурий», предусматривавший вторжение в Европу на Балканах, война кончилась бы быстрее. Балканы в то время представляли собой перезревший плод, готовый упасть при первом толчке, наступление в этом направлении позволило бы нашим противникам разрушить юго-восточный фланг немецких армий).
В соответствии с «расписанием» Цицерона — в известной степени в качестве компенсации за отклоненный план Черчилля — с середины января 1944 года начались бомбардировки важных транспортных объектов и нефтяных заводов оперативными соединениями авиации западных держав. Первой жертвой их была столица Болгарии. Документы сообщали об этой запланированной бомбардировке как о неоспоримом факте, поэтому мы своевременно предупредили Софию. Но в то время немецкое командование уже не могло организовать сильной противовоздушной обороны силами истребительной авиации в этом районе. Зенитная артиллерия была слишком слабой и по известным причинам должна была быть сосредоточена для защиты нефтяных месторождений в Румынии и заводов по производству авиационного бензина в Чехословакии.
С документами Цицерона, похороненными в сейфе, министерство иностранных дел село в калошу. Гитлер запретил даже информировать посла фон Папена о вновь поступающих материалах Цицерона. Мы с Гиммлером обсудили это распоряжение и решили смягчить его, дав указание Мойзишу информировать фон Папена, как и прежде, обо всем, что касается германо-турецких отношений. При этом мы нашли формулировку, позволявшую Мойзишу, человеку очень обходительному, сохранить добрые отношения, сложившиеся между ним и фон Папеном.
Читать дальше