О ДОРОГОМ И ЛЮБИМОМ. С. Л. Якир
Я оглядываюсь в недавнее прошлое, ставшее теперь таким далеким-далеким, и в памяти мелькают обрывочные и туманные картины всего пережитого. Правда, память уже ослабела, многое забылось, потускнело, и все же нет-нет да и встают перед глазами годы шестнадцатый и семнадцатый, годы двадцатые и тридцатые... И чудится мне, будто снова я рядом с тем, кого искренне и нежно любила, кому была другом и женой, с кем делила радости и горести тех трудных, но изумительно светлых, сияющих лет.
Как часто я перебираю сохранившиеся записки, документы, фотографии, вглядываюсь в дорогое лицо мужа и ловлю себя на том, что явственно слышу его голос - негромкий, спокойный, с легкой хрипотцой от усталости:
- Ты сегодня меня не жди, Саинька... Дела... Работа...
Он жил своими делами, своей работой - любой, какую поручала ему партия, - и не мыслил существования вне огромного, поистине неисчислимого коллектива бойцов и командиров, вместе с которыми в меру своих сил строил и укреплял Красную Армию. И всегда считал себя бойцом и только бойцом, кому партия - о ней он говорил с гордостью и благоговением - доверяла высокие командные посты защитника завоеваний Великой Октябрьской социалистической революции.
Жена, а ныне вдова Ионы Эммануиловича, я могу говорить о нем не только как о человеке, которого видела дома, в семье, то радостным, то немного грустным, ласковым или разгневанным, но всегда наполненным неуемной энергией и постоянным стремлением сделать больше и лучше. Я бывала рядом с ним или неподалеку от него и тогда, когда ему предстояло вести войска в бой, и тогда, когда приходилось дни и ночи отдавать выполнению своего служебного и партийного долга.
Великий писатель земли русской Лев Толстой однажды сказал, что писать нужно только тогда, когда не можешь не писать. Это относилось, конечно, к профессиональным литераторам. Ио и я не могу не писать, так как воспоминания теснятся вокруг меня, стучатся в сердце, тревожат мозг и не просто просятся на бумагу, а требуют: пиши, пиши, пока еще рука держит перо и глаза твои видят окружающий мир. Ведь за этот мир, за эту жизнь, что шумит и цветет вокруг тебя, боролся, трудился и погиб бесконечно дорогой тебе и любимый человек.
Мне уже за шестьдесят, одолевают болезни, но ничто не заставит меня забыть мою совместную жизнь с Ионой Эммануиловичем.
Наше первое знакомство произошло в начале 1916 года.
Война царской России с кайзеровской Германией уже успела унести в могилу много жертв. Осиротевшие солдатские дети, голодные и разутые, бродили по Кишиневу и выпрашивали подаяние. Группа интеллигенции решила как-то помочь сиротам. Началось устройство всяких благотворительных вечеров и лотерей, а потом удалось организовать несколько детских домов-садиков.
Моя учительница музыки Зинаида Моисеевна Имас предложила мне заниматься с детьми в одном из таких садиков. Я согласилась и вскоре подружилась с ребятами. Делясь со мной своими детскими новостями и впечатлениями, они рассказывали, что с ними также занимается очень хороший и добрый дядя Иона, он сочиняет веселые сказки и придумывает замечательные игры.
Однако с «дядей Ионой» мне сталкиваться не приходилось, и я предполагала, что это солидный, пожилой человек, может быть, врач, отец семейства. А он оказался совсем молодым парнем, студентом, лишь недавно окончившим школу. И познакомились мы с ним не в детском садике, а у меня дома.
Однажды я прихворнула и попросила мою сестру навестить ребят и показать им, как надо лепить всяких зверюшек и куколок (сестра очень хорошо лепила). Сестра вернулась домой в сопровождении высокого, стройного юноши в сапогах, просторной рубашке и большой широкополой шляпе.
- Принимайте гостя, - весело заговорил он. - Ребята мне рассказали о вас много хорошего: есть, мол, такая тетя Сая. Вот я и решил посмотреть, какая она, эта тетя.
И, рассмеявшись, протянул мне руку.
Так началась наша дружба. На следующий день он пригласил меня навестить его хорошую знакомую Лизу Шатенштейн - отличную пианистку. В квартире Шатенштейн я увидела большую группу молодежи, старых друзей Ионы по реальному училищу. Многие из них, студенты заграничных университетов, съехались на каникулы в родной город да так и остались здесь из-за начавшейся войны.
Перезнакомились мы очень быстро, и через час-два я уже знала многие подробности из жизни этих недоучившихся студентов и даже поняла, что все они считают себя революционерами или социалистами. Признаться, тогда я мало в этом разбиралась. Но самостоятельность и категоричность высказываний и Якира, и Равича, и Слепого, и других мне понравились, и я почувствовала, что попала в хорошую, дружную компанию честной, искренней, увлекающейся молодежи.
Читать дальше