Старый конторщик, выдававший в Доме отдыха ключи, долго по складам читал мою фамилию:
— Бы…стро…лё…тов… Так, что ли? Я принимал телефонограмму… Спешил записывать и получилось неразборчиво. Говорили из кыпыка. Да. Короче говоря, завтра в 10 часов явитесь сюда. Будет ждать машина. Вас доставят в ЦК КПСС. Внизу спросите пропуск и пойдёте.
— Куда?
— По вашему делу. В кыпыка.
— Что это такое?
— Не знаю.
— У меня нет дел в ЦК КПСС.
— Значит есть, раз требуют.
Новенькая машина с молчаливым водителем быстро доставила меня на Новую площадь к зданию, над которым всегда развевается красный флаг.
— Товарищ дежурный, здесь недоразумение: я не член КПСС, это ошибка, я…
— Получайте пропуск.
Подтянутый солдат внутренней охраны мягко, но внушительно говорит:
— Следуйте за мной. Не отставайте.
Мы поднимаемся наверх, шагаем по длинным коридором. Пустынно. Мягкие ковры-дорожки заглушают звук шагов. Я едва поспеваю за здоровым молодым человеком!
— Не отставайте! Держитесь кучнее!
И вдруг меня пронизывает холод. Я слышу беззвучные крики: «Вперёд! Колонна, подтянись! Не отставать! Стрелять буду!»
Неужели арестован? Ловко заманили… Только зачем?
— Входите! — солдат распахивает дверь, вытягивается и пропускает меня вперёд.
Большая комната. У другой стены под окном большой стол. Из-за него навстречу мне поднимается полковник КГБ.
«Так и есть! Арестован!»
Но полковник медово улыбается и сердечно трясет мою руку — Здравствуйте, Дмитрий Александрович! Как ваше здоровье? Поправились в доме отдыха?
Полковник берёт пропуск и, любезно склонив голову на бок, подводит меня к большой двери направо.
— Как только войдёте, садитесь на чёрный кожаный диван у двери направо.
Он оправляет китель, подтягивается.
«Нет, не похоже на арест, — соображаю я. — Там какое-то высокое начальство».
— Входите, пожалуйста.
Я вхожу, молча делаю общий поклон и сажусь на чёрный кожаный диван.
— Это тот, кого вы пригласили, товарищ Шверник! — негромко докладывает полковник и закрывает дверь.
Исподлобья я быстро оглядываю комнату. Рядом со мной сидит Маленков — я узнаю его одутловатое лицо и характерную причёску с пробором. Передо мною длинный тяжёлый стол, покрытый сукном. Он стоит ко мне одним концом, возле которого самоуверенно и надменно выпрямился пожилой, слегка обрюзгший мужчина в великолепном сером костюме. Я вижу его гладкую спину, седеющие волнистые волосы и одну руку, твёрдо опирающуюся о стол. Это не лев, конечно, но так мог бы выглядеть хороший артист, изображающий героя. На другом конце лицом ко мне сидит Шверник — узнаю его по круглому розовому лицу и седым подкрученным усикам. С левой от меня стороны за столом каменеют два квадратных генерала КГБ. Рядом тощий полковник с голубыми петлицами лётчика нервно перебирает листки заготовленной речи. Справа по-домашнему сидят старые большевички, старички и старушки — белоголовые, старомодно и просто одетые. У одной пробор и узелок волос на затылке, пенсне с чёрным шнурком и высокие шнурованные ботинки по моде 1900 года. Их человек пять-шесть.
Тишина.
— Ну-с, теперь все в сборе. Можно начинать. Объявляю заседание Комиссии Партийного Контроля при ЦК КПСС открытым, — громко произносит Шверник. — Полковник, я предоставляю вам слово.
Полковник говорил плохо — он очень волновался, заикался, повторял сказанное. Чувствовалось, что сбить фашисте — кий самолёт он мог бы скорее и лучше: на его груди в два или три ряда пестрели орденские ленточки.
— Да… Гм… Я был вызван из N-ской части в КПК… Меня снабдил пропуском во все места следствия и заключения КГБ… — тут он закашлялся, чтобы выиграть время и разобраться в своих трёх листках. — Да. Гм, гм… Задание: проверить действия следователя по особо важным делам полковника Шукшина. Да. Кхе-кхе…
Я рванулся вперёд. Вцепился пальцами в диван.
Шукшин… Так вот оно что… Розовый, тоненький мальчик… Я вспомнил весёлые улыбки прокуроров…
— Да. Я побывал в Следственном отделе КГБ и в отделении, возглавляемом полковником Шукшиным. Гм… Да. И в Сухановке, то есть, извините, в номерном объекте, где находятся особо важные государственные преступники.
— Кхе-кхе… Да. Я говорил со всеми людьми, арестованными полковником Шукшиным, и совершенно бесспорно установил факт.
Тут полковник стал почёсывать себе переносицу и усиленно кашлять. На его бескровных щеках появились розовые пятна. Сидевшие за столом подняли и повернули головы и уставились на Шукшина. Тот совершенно заметно передёрнулся, рука его задрожала, но он овладел собой и ещё выше закинул седеющую пышную шевелюру. Только на гладкой спине вдруг обозначилась одна глубокая морщина.
Читать дальше