Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич

Так продолжалось до тех пор, пока в театре не появилась Любица Д.

В то время ей было около девятнадцати лет. Родители ее, актеры бродячей труппы, скончались очень рано: отец, призванный в австрийскую армию и попавший в плен к русским, умер в Киеве в 1915 году, мать пережила его на шесть лет. Круглая сирота, Любица осталась на попечении бабушки, с которой они едва сводили концы с концами, добывая хлеб насущный рукоделием.

Труппа в Сараевском театре была громадная — около шестидесяти человек. Кроме того, директор создал еще актерскую школу, в которой преподавал и сам. Впрочем, он скоро отказался от своей затеи и прикрыл ее, сказав по этому поводу:

— Искусству нельзя научиться. Его можно только совершенствовать… если есть талант.

Часть учеников была отчислена за неспособностью, а талантливые влились в труппу драматических актеров и в ансамбль оперетты. Среди них была и Любица.

Знакомство ее с директором театра началось едва ли не в первый день учения. Воислав Турински, режиссер оперетты, проводя смотр новому пополнению будущих актрис, велел им приподнять юбки и показать ноги. Ноги женственной Любицы были столь длинны, а форма их столь совершенна, что профессиональный интерес режиссера тотчас сменился чисто мужским, и он тут же попытался обнять и поцеловать вспыхнувшую девушку.

Любица расплакалась и побежала искать защиты у директора театра. Увидев перед собой прелестнейшее существо с громадными серыми, какими-то совершенно прозрачными глазами, тонким правильным носиком, золотистыми вьющимися волосами, шестидесятидвухлетний Бранислав Нушич пришел в восторг и не замедлил оказать Любице свое покровительство.

Нушич влюбился. Это была его последняя и, пожалуй, самая жестокая любовь.

Душа Любицы была мятежной, неистовой. Она никогда не любила «папочку». И любила других. Всякая любовь ее была трагичной. Она могла бежать со сцены и броситься в реку, увидев в зале возлюбленного с другой женщиной. Она изводила Нушича капризами, нервными припадками, и он был готов на что угодно, лишь бы увидеть на лице ее улыбку, услышать снисходительно-ласковое слово. Он исполнял малейшие ее прихоти и не задумываясь тратил на ее туалеты и забавы все деньги, которые у него были и, как говорили злые языки, которых у него не было…

Ханжи и скаредники, берегущие свое нерадостное спокойствие и невесть для чего набитый карман, наверное, никогда не поймут щедрой натуры Бранислава Нушича, который подобно очарованному страннику, швырявшему под ноги цыганке сторублевых «лебедей», испытывал величайшее наслаждение даже оттого, что имел возможность одарять прекраснейшее из творений природы — любимую женщину. В извечном споре о неразделенной любви (что лучше — любить или быть любимым?) прав тот, кто утверждает, что любовь — это счастье, мучительно-жестокое, но все-таки счастье.

Красота Любицы не была холодной, спокойной. В каждой черте ее прекрасного лица, в каждом движении совершенного тела сквозила нервность и страстность…

Внимания ее домогались самые блистательные мужчины высшего сараевского общества, из-за нее устраивали поединки молодые офицеры. Ее взбалмошность терпеливо сносил директор театра, а скандальная хроника их отношений вскоре стала притчей во языцех. Любица оказалась способной актрисой. Не без содействия господина директора она стала получать заметные роли — Лизы в «Смерти Гоголя» Донадини, Зоны в «Зоне Замфировой», некогда написанной по нушичевскому сюжету… Играла в оперетте, где с блеском пела и танцевала.

В одной из анонимных рецензий, помещенной в местной газете, помимо прочего говорилось о ней и о Нушиче в связи с постановкой комедии Мэннерса «Пег, мое сердце»:

«Г. директор Нушич двинулся по пути так называемого развлекательного репертуара, которым угождает нашей публике, желая постепенно завлечь ее на драму… Это первая большая роль мадемуазель Д. У мадемуазель красивая театральная внешность, довольно хорошая мимика, уверенные движения… Она усердно поработала над своей благодарной ролью. Наш театр получает в лице мадемуазель Д. большое дарование, и ей можно пророчить хорошую театральную будущность…

В постановке заметна заботливая рука режиссера г. Сибирякова, хотя вещь и не годится для режиссерского дебюта. Хотелось бы видеть в постановке г. Сибирякова более сильную вещь».

Среди режиссеров сараевского театра мы встречаем имена Александра Сибирякова и Лидии Мансветовой, часто фигурирующих в переписке Нушича с Евтичем. Русских в Югославии в послевоенные годы было много, более двадцати пяти тысяч человек. Кроме офицеров и солдат белой армии, которых приютил король Александр, в эмиграции оказалось много писателей, врачей, актеров, художников, ученых. Почти все они тосковали по родине, но, не имея возможности вернуться, честно и много работали и заслужили глубокое уважение югославов.