Дмитрий Жуков - Бранислав Нушич

— А что было бы, если бы я задержался еще на пять дней! Половина арестованных умерла бы с голоду! — ворчал Церович по дороге в тюрьму. И не мог удержаться от улыбки. — Вот так бывает, когда писателей назначают полицейскими. Это тебе, Нушич, не театр, это полиция!

Арестованные были накормлены.

Однако начальники Нушича не извлекли урока из его хозяйничанья в Скопле, и, когда после тяжелых трехдневных боев на Черной речке был взят Битоль, первым окружным начальником в нем стал Нушич.

По сербским масштабам, окружной начальник — это губернатор, высшая гражданская административная и полицейская власть в округе. И в каком округе! В памяти Нушича оставалось былое великолепие Битоля, его кафаны, дипломатические миссии, полуевропейский уклад жизни. Двадцать лет назад здесь он блистал остроумием на дипломатических раутах, ухаживал за дамами и женился на прелестной Даринке.

Любитель пышных зрелищ, Нушич решил въехать в Битоль с помпой. Наверное, там еще есть люди, которые помнят его.

Одно удручало. Как был он капралом во время сербско-болгарской войны, так и остался им.

Капрал Нушич взглянул на свою солдатскую шинель и решил, что для торжественного въезда в Битоль она не подходит. Сменить ее на офицерскую он не мог — не полагалось по чину. И тогда новоиспеченный губернатор придумал себе форму, которая не очень отличалась от уставной и в то же время выглядела весьма импозантно.

Еще в Скопле он велел портному подбить солдатскую шинель тонким красным сукном на манер генеральской, нацепил длинную саблю, а на голову водрузил шитую золотом фуражку.

Теперь все было в порядке. В Битоль окружной начальник въехал в шинели нараспашку. Генеральская подкладка бросалась в глаза. Население Битоля было потрясено.

Неуемно веселый начальник вскоре очень понравился битольцам, а председатель их общины Петр Лешняревич даже стал его личным другом.

И сразу же по приезде случилось с Нушичем событие, которое можно было бы счесть незначительным и недостойным упоминания, если бы оно убедительно не доказывало, что и в жизни возможны ситуации, словно вышедшие из-под пера опытного драматурга.

Снова река Драгор и дом, где двадцать лет назад он вручал свои «верительные грамоты» турецкому губернатору. Длинный зал с рядами уже потертых стульев вдоль стен. Письменный стол, за которым некогда сидел немногословный паша.

Нушич сел за стол.

В зал вошел жандарм и доложил:

— Господин начальник, там пришел турецкий паша и просит вас принять его.

— Какой еще паша?

— Ну, этот самый… турецкий вали.

Нушичу показалось, что стрелка истории стала быстро вращаться в обратную сторону. Остановившись на мгновенье где-то в конце прошлого столетия, она быстро вернулась в прежнее положение.

— Пусть войдет.

Войдя в зал, паша низко поклонился. Нушич смерил его взглядом, махнул рукой и буркнул:

— Буйрум. (Пожалуйста, мол, садитесь.)

Паша сел на краешек стула у самой двери.

Жаль только, что турок не тот самый. Тогда бы такому повороту сюжета позавидовали сами отцы комедии.

Однако, в отличие от турецкого губернатора, принимавшего в свое время молодого дипломата, Нушич был сама любезность. Он быстро подошел к паше, протянул ему руку, подвел к столу, усадил в кресло и приказал принести кофе.

Паша был бледен и перепуган.

— Я ждал гражданских властей, чтобы сдаться в рабство, — сказал он.

— В рабство? — переспросил по-турецки Нушич. — Какое еще рабство?

— Теперь я раб, — пояснил паша. — Когда противник захватывает город…

— Нет, нет, вы не раб, вы свободны, — перебил его Нушич. — Я рад, что вы пришли, — ваш служебный опыт понадобится мне… Как вы оказались здесь?

И паша объяснил. Нушич уже знал, что турецкий губернатор Умер-бег во время своего правления был снисходителен к христианам и защищал их от произвола. Паша не успел уйти с турецкими войсками и прятался в собственном гареме. Там он и пересидел период военных действий. Как только в городе появился новый губернатор, он сел в гаремный фиакр, опустил занавески, при других обстоятельствах скрывавшие от взоров посторонних мужчин прелести восточных красавиц, и поехал сдаваться.

После победы на Косовом поле сербы были для турок рабами, райей, скотом. Теперь же часть захваченных в плен турок доставили в Белград. Они шли от вокзала через центр города, и ненависти в глазах белградцев, наблюдавших процессию, не было. Кое-кто совал в руки пленных табак. Таковы славяне — захватчики не могут ни ассимилировать, ни усмирить их и за сотни лет, но к побежденным врагам они великодушны.