Юрий Айзеншпис - Виктор Цой и другие. Как зажигают звезды

В Лефортово я провел несколько месяцев, в разных камерах и с разными людьми. Ханыг, синяков и прочих мелких преступных гегемонов там не держали, и большинство встреченных мною заключенных являлись весьма приметными людьми и приятными собеседниками, в речах которых каждое второе слово не являлось ни матом, ни жаргоном. Особенно мне повезло с двумя «товарищами», с которыми я как-то оказался наедине в достаточно просторной камере о восьми шконках. Едва я вошел туда, как немедля оказался в центре жаркого политического спора. С одной стороны выступал некто Макаренко (он же Ершкович, он же Хершкович, он же еще черт знает как), который ждал, когда напечатают его приговор. До этого знаменательного момента он отсидел здесь уже почти три года — столь затяжной характер носило его дело.

История его жизни оказалась не менее интересной, чем моя, хотя из услышанного сложно было понять, что правда, а что чистый вымысел и наглый авантюризм. Макаренко, якобы, родился в боярской Румынии и в 1941 году бежал с родителями оттуда, то ли от фашизма, то ли соблазнившись советской пропагандой о «стране светлого будущего». Потом стал сиротой, попал в детдом, удрал оттуда на фронт и заделался сыном полка. И так далее, просто вереница сумасшедших приключений. Ныне же он обвинялся как в антисоветской деятельности, агитации и пропаганде, так в спекуляциях, аналогичных моим. В активе Макаренко оказались статьи 74, 77, 88, 154 и другие — целый букет. Себя заключенный считал официальным лицом. Он, по собственным уверениям, являлся заместителем председателя центрального исполнительного комитета коммунистической партии «Трудящиеся за коммунизм». Самопровозглашенной и альтернативной, якобы созданной в СССР еще 1948 году и существующей в условиях жесткого подполья и конспирации. Его же личный арест спровоцировали письма альтернативных советских коммунистов в партии дружественных стран соцлагеря. Письма с просьбой о признании и материальной помощи. Вместо признания пришли с Лубянки.

Макаренко помимо идеологических диверсий занимался еще коллекционированием дорогих картин, которые в итоге конфисковали. Среди имеющихся у него работ встречались очень известные и ценные, например, несколько полотен Шагала. Находилась в деле и переписка Макаренко с самим Пикассо! Картины являлись для Михаила одновременно и средством организации просветительской деятельности. Он устраивал выставки своей частной коллекции и в Новосибирском Академгородке, и в Питере, и вроде даже в Москве. Валютных ценностей Макаренко тоже не чурался, хотя и утверждал, что зарабатываемые средства тратил на нужды своей организации, то есть на благородное дело. В общем, печати негде поставить.

С Макаренко активно, хотя и уважительно, дискутировал другой весьма оригинальный постоялец Лефортово — Александр Покрещук. Известный ученый, с отличием окончивший МГИМО. Институт восточных языков, долго работавший в Японии и Китае. Его антисоветская агитация и пропаганда заключалась в издании в Западной Германии книги под звучным названием «Кучка авантюристов под маской марксистов» или что-то вроде этого. Книга содержала в себе весьма негативную информацию об основных деятелях коммунистической партии. Сообщались многочисленные отрицательные подробности практически обо всех членах верхушки. Брежнев, мол, получил высшее образование заочно, уже будучи первым секретарем партии, а Косыгин вообще учился на одни двойки. Приводился компромат — не берусь судить о его достоверности, и о личной жизни партбоссов, коррупции, сомнительных увлечениях, нетрадиционной сексуальной ориентации, внутрипартийных интригах и т. д. Покрещук считал себя настоящим марксистом и являлся категорически не согласным с проводимой КПСС внешней и внутренней политикой. Тем самым демонстрируя самое настоящее, кондовое инакомыслие, даже покруче Макаренского авантюризма. А это уже требовало медицинской экспертизы. И в Сербского его признали душевнобольным и по приговору суда гарантировали скорое принудительное лечение в закрытой лечебнице города Казани. В это же время там «лечили» другого известного диссидента бывшего генерала Григоренко, во многом единомышленника Покрещука, автора множества работ по военной теории, орденоносца и т. д. В первый раз Григоренко попал в ту психушку за критику «неразумной и часто вредной деятельности Хрущева и его окружения» и создания «Союза борьбы за возрождение ленинизма» в составе 13 человек. После падения Хрущева его выпустили и в 1969 году посадили во второй раз за выступление в качестве свидетеля защиты на процессе диссидентских лидеров в Ташкенте.