Глеб Скороходов: Алла и Рождество

Потом она начала перекличку:

— Витас здесь? — спрашивает.

Рядом поднимается парень — по-моему, никто не знал, что это Витас.

— Слушай, а ты действительно берешь эту ноту? — интересуется она.

Витас кивает.

— Ну а можешь сейчас?

Он как дал! Все легли. Это такая высокая нота — заблудиться можно!

Мы благодарны Алле Борисовне, что «Встречи» сказались на всей нашей работе. На них родилась одна из наших хитовых песен — «Хочется русского». Мы ее написали после песенного мюзикла, что поставила Пугачева. Там был эпизод народного карнавала с ложечниками, трещотками, ряжеными, и мы пели и плясали в косоворотках и сапожках. И наша песня получилась очень веселой.

Для того чтобы попасть на Запад, нужно, чтобы нашелся человек, который захочет на тебе заработать. Нам, «Парку Горького», повезло — продюсер, послушав наши записи, решил: «А что, сейчас, когда такой интерес к Горбачеву, нужно сделать этим ребяткам компакт на английском, он пойдет, и можно будет получить неплохие денежки!»

Мы приехали в Калифорнию, сделали записи, встретили их успешно, и мы зависли в Америке на десять лет. Единственный раз, когда за эти годы мы появились в Москве, пришелся на апрель 1989-го. Мы в Лос-Анджелесе, городе-герое, где круглый год тепло, красиво и здорово. И вдруг телефонный звонок:

— Ребята, вы не хотели бы приехать в Москву и выступить на концерте, посвященном дню рождения Аллы Пугачевой? У нее небольшой юбилей.

Мы говорим:

— Хотим! Но что для этого нужно? Спеть песню?

— Да. Выберите что-нибудь из Высоцкого.

Я обрадовался. У меня в жизни с ней многое связано. С детства я ценил ее записи наравне с «Лед дзепелин» или «Дип перпл». Такое вот сочетание. А личности Высоцкого и Пугачевой для меня равновеликие по многим параметрам, и их песни я знал наизусть. Эти личности я возьму с собой в могилу, не расстанусь с ними до конца жизни. И вот тогда, после звонка из Москвы, стал думать, как соединить их. Говорю Леше Белову:

— Помнишь песню «Я несла свою беду, по весеннему по льду»? Давай ее сделаем для юбилейного концерта!

Он на дыбы:

— Как мы сделаем?! Мы же — рок, мы — ежкин тузик, мы же блин да колосс?

Я настоял на своем, мы переложили песню на две гитары, немного подправив мелодию и чуть-чуть слова. Вместо «Я несла свою беду» я пел «Ты несла...». Удалось сделать такой крутой замес.

Я думаю, тот день выступления на юбилее стал отправной точкой наших отношений. Внешне вроде бы ничего не изменилось: спели и уехали. Но она тогда спросила:

— Ну что ты там делаешь?

— Делаю то же самое, что все американцы, — отвечаю. — Плачу налоги, живу правильной жизнью. У нас в Лос-Анджелесе приличный контракт, проблем с языком нет.

— Езжай домой, в Россию.

— Зачем? Ну хорошо. Приехал, а дальше что?

Она ничего больше не сказала, но этот разговор запал мне. Я понял: в Америке мне тяжело. Повторяю, не из-за языка — с ним все в порядке. Как бы я хорошо ни пел, на самом деле я пел не свою жизнь и не жизнь своих друзей, а чужую, американскую. Я пел о проблемах, которые их касаются, а не меня. Но ведь искусство певца, по-моему, заключается прежде всего в том, что мы должны трогать струны жизни, которой сами принадлежим.

И вот четыре года назад она сама мне позвонила в Штаты:

— Ты не хотел бы выступить в «Рождественских встречах»?

Я даже сразу не понял, что происходит, как такой человек может мне звонить. Да что бы там ни было, какие угодно проблемы ни стояли бы, работать с Аллой Борисовной — счастье для любого артиста на этой земле. Вплоть до Майкла Джексона, уверен.

Я приехал. Она спросила:

— У тебя есть песня, которую ты бы хотел спеть?

Это меня подкупило. Без диктата. Говорю:

— Я захватил с собой компакт. Есть хорошая песня под гитару.

— Гитара — это хорошо, — говорит она, — а песня какая?

Я напел:

Она слушала внимательно. Спел — она молчит.

— Может быть, подойдет что-нибудь другое? — спрашиваю.

— Нет-нет, пой эту — мне она нравится. Пой ее.

Так я попал в лучшее в нашей стране шоу. Я практически знаю теперь всех наших женщин-звезд. Многие из них мне нравятся, они талантливы, артистичны, сексуальны, а петь так, как Алла Борисовна, не умеют. И голоса такого нет.

Только она может поставить себе песню театрально — не на сцене, не в концерте, а перед микрофоном, на записи. Она голосом передает всю картину действа. Не внешне, мимикой там или жестом, а только голосом. Это великое достижение,