Василий Емельянов - О времени, о товарищах, о себе

Я не страдал морской болезнью, и поэтому мое самочувствие, кажется, было лучше, чем у многих других моих попутчиков, но этот первый полет не доставил мне никакого удовольствия, и я, поминутно посматривая на часы, ждал, когда же он придет к концу.

В Данциге сделали посадку.

Нам предложили выйти из самолета и отдохнуть в зале аэровокзала.

Мы вышли вместе с консулом, но не успели дойти до помещений аэровокзала, как он вдруг остановился — лицо его и без того бледно-зеленое стало мертвенно бледным.

— Что же это с вами? Вы же летаете не первый раз?

— Двенадцатый. И каждый раз одно и то же, — пролепетал мой советчик.

После короткого отдыха в Данциге, во время которого были пополнены запасы топлива, мы снова поднялись в воздух.

На полпути между Данцигом и Великими Луками сидящий рядом советский заместитель директора компании «Дерулюфт», наклоняясь ко мне, шепотом произнес:

— Левый мотор вышел из строя. Летим на двух, — и он беспокойно посмотрел из окна на расстилающиеся внизу болота.

С большим трудом мы дотянули до аэродрома в Великих Луках.

Из Великих Лук до Москвы добирались уже поездом и прибыли в Москву только на следующий день.

Через тридцать лет мне пришлось лететь в США. Полет от Москвы до Парижа занял три с половиной часа, а от Парижа до Нью-Йорка шесть с половиной.

Пассажирам был предложен обильный обед, включающий разнообразные холодные закуски и горячие блюда, а после него всем раздали наушники и предложили просмотреть кинокартину. Полет по этой трассе происходит на высоте девять-десять тысяч метров, и обычно внизу, кроме пелены густых белых облаков, ничего не видно. И вот одна из авиакомпаний, для того чтобы пассажиры не скучали в пути, создала специальную киноустановку.

Самолеты идут спокойно, без качки и провалов в воздушные ямы. Только шум реактивных моторов вызывает некоторое раздражение. Тогда — тридцать лет назад — все было совершенно иначе. О человеке, совершающем полет, беспокоились и родственники, и знакомые. Долетит ли?

В день прилета редко кто из воздушных пассажиров находился в рабочем состоянии…

Железнодорожный транспорт в те времена был значительно надежнее, и все свои путешествия по Европе я совершал по железной дороге.

И вот теперь — после длительного проживания в Германии — возвращение в Москву.

Думалось, с пребыванием за рубежом покончено навсегда. Тогда мне в голову не приходило, что я вновь вернусь в эти места, но уже через двадцать лет.

За окнами мелькают знакомые картины хорошо обработанных полей, аккуратные ленты обсаженных фруктовыми деревьями дорог. Небольшие городки с узкими улочками, извивающимися между кирпичными домами с остроконечной черепичной кровлей. Черепица потемнела от времени и свидетельствует о долговечности не только строений, но и сложившегося уклада жизни. В этой части Германии — протестанты. Об этом можно судить по их киркам — неизменной принадлежности всех городков. Эти простые строения из кирпича, с узкими прямоугольными башнями колоколен выделялись среди жилых строений, но не господствовали над ними. Кирки резко отличаются от католических храмов с их вычурной архитектурой и резьбой из камня. Отличие резко бросается в глаза. Там, на католическом Западе, я не встретил ни одного одинакового храма — здесь кирки похожи одна на другую.

Река Одер, короткая остановка во Франкфурте-на-Одере и, наконец, граница — станция Стенч. Строгие лица контролеров. Сколько раз мне приходилось пересекать границы Германии, границы с Польшей, Бельгией, Данией, Голландией, Швейцарией, Австрией.

Поездки меня не утомляли. Ездить я любил и неизменно восторгался порядками на железных дорогах — строгим соблюдением графика движения, простой системой проверки билетов и контроля на границах, вежливым обращением персонала.

В вагонах немецких поездов пассажиры обычно вели оживленные разговоры и обсуждали все события местной и международной жизни. Такие разговоры помогали мне, в частности, изучать немецкий язык и позволяли иногда устанавливать полезные знакомства. При этих коротких встречах и беседах выявлялись взгляды людей, оценки ими происходящих событий, их настроение. Можно было чувствовать пульс общественной жизни и знать, что происходит в стране не только из газет и радиосообщений, но путем непосредственного общения с ее населением.

С приходом Гитлера к власти все изменилось. Народ стал остерегаться говорить, в особенности в присутствии штурмовиков. При их появлении беседы, если они и шли, стихали. В вагонах нередко производились аресты.