Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Сообщив Гюн о своем романе с Харриет Андерссон, Ингмар Бергман одновременно попросил ее набраться терпения и дать ему несколько месяцев передышки. Возможно, где-то в недрах его существа жила тщетная надежда, что они сумеют вернуться друг к другу.

Лишь спустя два года они наконец решились на развод после глубокого и продолжительного разрыва, как это называлось. Обычное посредничество ничего не изменило, и в октябре 1954 года стокгольмский городской суд вынес вердикт, что супруги должны разъехаться, а опеку над сыном Лилль-Ингмаром получила Гюн Бергман. Бракоразводный процесс полностью завершился только в июле 1959-го.

Однажды Харриет Андерссон и Гюн Бергман случайно повстречались. Столкнулись на уличном углу в Эстермальме, но столкновение, которое могло бы оказаться неприятным, вызвало у обеих лишь громкий смех. Позднее они виделись еще несколько раз, пили чай. “Она сказала, что не может больше злиться на меня и куда сильнее злится на Ингмара”. Андерссон считала Гюн Бергман фантастической женщиной, “очаровательной до мозга костей”, и не понимала, как Ингмар Бергман мог бросить Гюн ради нее.

До какой степени неизгладимое впечатление Гюн Бергман оставила у Ингмара Бергмана, видно из того, что она стала прообразом целого ряда женщин в его фильмах – Карин Лобелиус в “Женщины ждут”, Агды в “Вечере шутов”, Марианны Эгерман в “Уроке любви”, Сюзанны в “Женских грезах” и Дезире Армфельдт в “Улыбках летней ночи”. “В несравненной Эве Дальбек я нашел ей интерпретатора. Обе они сумели сообща материализовать мои зачастую весьма расплывчатые тексты, и благодаря им непобедимая женственность заговорила так, как я и представить себе не мог”, – пишет он в “Волшебном фонаре”.

Стало быть, новую женщину Ингмара Бергмана звали Биби Андерссон, но сей факт он обходит в своих мемуарах полным молчанием. Ей было всего девятнадцать, когда они познакомились в 1954 году, и точно так же, как с Андерссон № 1, он уехал с Андерссон № 2 в Мальмё и устроил свою жизнь аналогичным образом.

Биби Андерссон совершенно не понравились знаменитые звездные дома, ей этот район казался до ужаса унылым, пишет она в книге “Мгновение”. Квартира была уже давно обставлена, вероятно, там стояла и кровать, которую Харриет Андерссон несколько лет назад заказывала у Весселя. Биби Андерссон оценила спартански хороший вкус Бергмана, но все же попробовала с помощью новых обоев, красок и гардин придать жилью что-то свое. В результате, пишет она в мемуарах, он сбежал к себе в кабинет и ночевал среди любимых коробок с пленкой. Опять-таки как во времена с Харриет Андерссон. Биби Андерссон, видимо, находилась под контролем. Ей не разрешалось подниматься наверх, пока Бергман не уйдет в театр, потому что он не хотел, чтобы к нему приставали по утрам. Но Андерссон приноровилась. Ей нравилось валяться в постели и слушать бергмановскую утреннюю музыку, лишь бы не ходить с ним на концерты, ведь тогда бы ей пришлось сидеть тихо и прикидываться заинтересованной, хотя думала она совсем о другом.

Харриет Андерссон играла в Городском театре второстепенные роли, а вот имя Биби Андерссон поднялось в списке повыше. В “Эрике XIV” Стриндберга она играла главную героиню, Карин Монсдоттер, а партнером ее был Тойво Павло в роли Эрика.

Летом 1955 года в Истаде и в замке Юрдберга в сконском Андерслёве шли съемки “Улыбок летней ночи”.

Я уже несколько лет работал в Мальмё режиссером, период с Харриет закончился, и я обещал Карлу Андерсу Дюмлингу [тогдашнему шефу “Свенск фильминдуст-ри”. – Авт.], что следующий фильм не будет трагедией. Вдобавок он намекнул, что если сценарий окажется хоть сколько-нибудь серьезным, то нынешним летом вообще нечего и думать о каком-либо фильме. Я нуждался в деньгах и решил, что лучше всего сделать комедию, —

рассказывает Бергман в “Образах”. Приключения в Сконе закончились отнюдь не весело. Бергман страдал от целого ряда недомоганий – хронического катара желудка, катарального воспаления кишечника, язвы желудка, язвы кишки, его часто рвало, мучили желудочные спазмы, за которыми следовала диарея, весил он всего 56 кило и был вынужден обратиться к врачу.

В июле, когда навестил мать, он выглядел измученным и исхудавшим, и позднее вечером она размышляла о том, почему он так испортил себе жизнь, что, в сущности, не имеет ни дома, ни опоры.

В одном из сентябрьских писем он писал Карин Бергман, что очень бы хотел купить Воромс в Даларне, который семья собиралась продать, но, увы, денег у него нет. И вообще неизвестно, как все сложится в дальнейшем. Его хотят положить в Каролинскую больницу, но, собственно говоря, он чувствует себя вполне хорошо, утверждал он, хотя немного устал после съемок, что вообще-то не удивительно. Тут он позволил себе задумчивое замечание: “Странно, время показывает, как глубоко уходят корни”, – имея в виду свое ощущение семейных уз; “никаких сантиментов”, добавил он на всякий случай, однако же подписался детским прозвищем – “преданный сын Малыш”.