Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Когда я спросил Люсандера, попал бы Бергман к нему без очереди, если бы принес сценарий, он ответил:

По-вашему, я дурак? Как руководитель радиотеатра я однажды получил от него сценарий. Чертовски хороший, и он обрадовался, когда я так и сказал. В общем, я был бы дураком, если б не отложил другие тексты и не занялся тем, что прислал он. В противном случае совершил бы служебную ошибку.

Режиссера и драматурга Хильду Хелльвиг в то время, в начале 90-х, называли “новым Ингмаром Бергманом”. Но и она кое-что знала о его взгляде на женщин. В его мире существовало два типа женщин: те, что с бородой, и те, с кем можно не считаться. “То есть мужики в юбке и пышногрудые красотки”, – уточнила Хелльвиг.

Встретился я и с давним бергмановским оператором Гуннаром Фишером. Он стоял за камерой на съемках целого ряда фильмов Бергмана: “Лето с Моникой”, “Улыбки летней ночи”, “Седьмая печать” и “Земляничная поляна”, затем его сменил Свен Нюквист. Причиной разрыва сотрудничества стала напряженная атмосфера на съемках последнего совместного фильма – “Око дьявола”. Бергман был недоволен сценарием, и они угодили в заколдованный круг. “Ингмару нравилось унижать меня, а я от этого еще больше терял уверенность”. Разрыв с Бергманом принес облегчение. Работа требовала постоянного самопожертвования, времени на личную жизнь почти не оставалось. “Не понимаю, как Свен Нюквист выдерживает”, – сказал Фишер.

Поэтому он очень удивился, когда тридцать три года спустя Ингрид Эдстрём, тогдашний исполнительный директор Института кино, позвонила ему и пригласила на церемонию вручения “Золотого овна”. Она коротко сообщила, что это имеет касательство к Бергману, и добавила: “Я вызову вас на сцену и предоставлю десять секунд на благодарственную речь”.

Как выяснилось, в тот год Ингмар Бергман решил наградить своего давнего оператора престижной бергмановской премией. Таким способом режиссер после стольких лет принес извинения, но сам не появился, не вручил лично знак запоздалого примирения, сидел дома, в квартире на Карлаплан.

Я побеседовал также с финном Ральфом Форсстрёмом, в ту пору приглашенным сценографом Стокгольмского городского театра. “В маленькой стране возле личности вроде Ингмара Бергмана с легкостью создается этакий придворный круг, – сказал он. – Его значимость преувеличивают, вот в чем проблема. Думаю, Бергман даже не всегда это осознает. Тут как с президентом Кекконеном, народная мифология в конце концов превратила его в “диктатора”. Шведская марка – Ингмар Бергман. Для вас он более ходовой товар, чем королевская семья. Потому вы им и козыряете”.

Наконец, я взял интервью у Биргитты Кристофферссон, которая в те годы занимала пост начальника информационного бюро и главного маркетолога Драматического театра. Она остановилась на важности культа звезд в США, почти не уступающем по значимости самой кинематографии:

Когда приезжает Лена Улин, заказывают лимузины. Она добилась star quality [2], и от нее ждут соответствующего поведения. Так что если Ингмар Бергман тяжел характером и доставляет трудности, пусть его, ради бога! О’кей, ему требуются ассистент режиссера и особое место, где после репетиций можно устроить “разбор полетов”. Он хочет, чтобы все было на высшем уровне, чтобы к технике не придраться. Но здесь же нет ничего плохого, верно? Что он, собственно, делает? Ставит в Драматическом пьесу за пьесой, каждый день ровно в десять приходит в театр и жутко нервничает перед каждой премьерой.

Пожалуй, все обстояло так, как говорил Оке Сандгрен: “Не будь у нас Ингмара Бергмана, нам бы его очень и очень недоставало”.

Итак, после публикации статьи минуло двадцать лет. Мне кажется, она вполне правильно отражает тогдашние представления об Ингмаре Бергмане. На этом фоне я и хотел бы теперь обрисовать и обсудить Ингмара Бергмана, но в первую очередь не как режиссера и драматурга. О режиссере и драматурге уже писали несчетные исследователи и журналисты; в Швеции, пожалуй, стоит назвать прежде всего Йорна Доннера, Марианну Хёк, Маарет Коскинен, Хенрика Шёгрена, Биргитту Стеене, Вильгота Шёмана и Микаеля Тимма.

Поэтому я решил обратиться к Ингмару Бергману как частному лицу – сыну, любовнику, мужу, отцу. Мне всегда казалось интереснее попробовать разобраться в человеке из плоти и крови, а не копаться в отпечатках его личности, в случае Бергмана – в его фильмах и театральных постановках. Если понимаешь, что за человек стоит за произведением, зачастую легче понять и само произведение как таковое.