Дмитрий Быстролётов - Пир бессмертных - Книги о жестоком, трудном и великолепном времени. Щедрость сердца. Том VII

— Понимаю, — сказала Дорис уже не так убежденно. Ее что-то заботило, и глаз майора Цорна незамедлительно это отметил.

— Вас что-нибудь смущает? — спросил он дружеским тоном.

Дорис очень хотела спросить, отпустят ли ее в Англию вместе с Ганри, а задала глупейший вопрос:

— Но как будет с нашей помолвкой?

Однако майор Цорн опять все разгадал правильно.

— Я обещал полную откровенность, поэтому не обижайтесь. Пока вы не поженитесь, ни о каком вашем выезде из Германии не может быть и мысли. Характер вашей службы не позволяет этого. Другое дело, когда вы выйдете замуж. Никто, конечно, не будет разлучать мужа с женой. Так что все зависит от вас.

Дорис передала все Ганри в том духе, как велел майор Цорн. Она не скрывала, что ей хочется поехать в Англию. Ганри ради нее готов был пожертвовать своей вольной жизнью на континенте, но его пугала всякая необходимость числиться у кого-нибудь на службе и отчитываться в чем бы то ни было. Он просил не торопить его с окончательным ответом и посоветовал Дорис не слишком-то обольщаться прелестями заграничной жизни.

Между тем игра на бирже шла с успехом. Путилов во второй раз принес солидную сумму денег и поделил на три равные части. И сказал, что теперь хорошо бы добыть данные о производстве танков.

Сказав «а», Дорис не видела причин не говорить «б».

Когда в парикмахерской Шнейдера Гай встретился с фрицем после трехмесячной разлуки, Фриц его похвалил. Главная цель, которую они преследовали относительно Дорис Шерер, была достигнута.

— Тебе с нею надо рвать, — сказал Фриц.

— Слишком далеко зашло.

— Ты, кажется, ее жалеешь? Будь уверен, нас с тобой она не пожалеет.

— Да не про то же я, Фриц… Так все наладили и бросать?

— Чтобы играть на бирже, ты ей не нужен, а Путилов ее бросать не собирается. Она же, говоришь, денежки уважает?

— Складывает в заветный зеленый портфельчик.

— Ну и пусть себе складывает дальше. А тебе с ее горизонта пора исчезнуть…

Эта встреча с Фрицем состоялась во вторник. В распоряжении у Гая перед отъездом в Штеттин было еще два дня и три ночи — вполне достаточно, чтобы подготовить морально Дорис к тому, что в их жизни наступает временный, не очень приятный период, связанный с массой непредвиденных хлопот, разъездов и, не исключено, даже с какой-нибудь регулярной службой. Все это он собирался объяснить необходимостью раз и навсегда урегулировать дела с имением и с американскими родственниками.

Но в среду произошло несчастье. Оно пришло как раз оттуда, откуда его никто не ждал, и могло бы, при малейшем промедлении со стороны Гая, привести к непоправимым последствиям.

В половине пятого, когда он собирался побриться и принять душ, чтобы в половине шестого отправиться на встречу с Дорис — они хотели пойти в кино, а вечер провести в ресторане, она должна была уйти с работы пораньше, — ровно в половине пятого зазвонил телефон.

— Алло, я прошу прощения, — услышал он в трубке незнакомый и как будто испуганный женский голос. Он молчал, соображая, не ошибка ли это, не провокация ли…

— Алло, алло! — в растерянности взывала трубка.

— Слушаю вас.

— Мне нужен Ганри.

— Я вас слушаю.

— Я от Греты… Случилась беда… — женщина говорила, сдерживая голос, чего-то явно опасаясь. — Я не могу долго говорить…

Он чувствовал, что это всерьез.

— Откуда вы звоните?

— Тут, из булочной, на Оливаерштрассе.

— Я буду минут через пятнадцать…

Его прокатная машина ремонтировалась, такси он не мог найти минут десять и к булочной приехал почти через полчаса. Женщина, его ожидавшая, оказалась Луизой Шмидт, кормилицей Маргариты — матушкой Луизой. Он едва ее узнал — так черно, измученно было ее лицо, так испуганно, затравленно глядели глаза. Она его не узнала.

Велев шоферу обождать, он взял матушку Луизу под руку и медленно повел по переулку. Снег, выпавший совсем недавно, превратился в чавкающую мокрую кашу. Рука матушки Луизы дрожала, передавая глубокую дрожь всего ее худенького тела.

— Что случилось? Скажите коротко самое главное.

— Грета ранена в грудь, ей очень плохо.

— Кто ранил? Чем?

— Я его не знаю… Эсэсовец… Но Грета его называла по имени… И он ее тоже… Она его убила…

Гай даже остановился.

— Как убила? Где она сейчас?

— У нас… У меня… И он лежит там…

Гай огляделся. Переулок был совсем пуст.

— Нельзя терять времени, скажите в двух словах: что же произошло? Соберитесь, не волнуйтесь.

Матушка Луиза вздохнула, прижав руку к сердцу.