Алиса Акимова - Дидро

Дени молчит. Надо же было так глупо попасться! И откуда только отец мог узнать?!

Метр Дидье, не дождавшись ответа, подносит свечу к самому лицу сына.

— Будете вы, наконец, отвечать? — строго спрашивает он.

— Я еду в Париж, — слабым голосом бормочет Дени. — А там я вступлю в орден иезуитов.

— Но не ночью же, — невозмутимо замечает ножовщик. — Прежде нужно выспаться. А утром мы с вами поговорим.

Что остается Дени, как не вернуться к себе в мансарду?

Ножовщик, в свою очередь, возвращается в супружескую спальню, советуется с женой.

Но кто же донес метру Дидье о намерениях его сына, кто назвал ему так точно день и час, назначенный для побега? Разумеется, это сделал тот самый его племянник, который должен был сопровождать своего сумасбродного кузена. Этот был и благонамереннее и осторожнее…

Спал ли Дени в эту ночь? Вряд ли. Раз уже решив идти в Париж, он ни за что не хотел оставаться в Лангре. Но как теперь убежишь?

Утро встретило его новой неожиданностью. Все что угодно мог бы он предположить, кроме того, что услышал от отца, явившись к нему, как было велено.

Дени хочет в Париж? Пожалуйста. Ножовщик сам отвезет его туда.

Правда, чтобы мальчик не подумал, что отец слишком уж ему потворствует, метр Дидье тут же упомянул о своих ланцетах. Их можно быстрее и дороже продать в Париже. Изделия Дидье Дидро в столице ценятся еще больше, чем в родном городе.

Но, конечно же, у него были и очень важные соображения, касающиеся отнюдь не ланцетов, а Дени. Мальчик не так глуп: в лангрском коллеже ему уже нечему учиться, а от парижского коллежа дорога к духовной карьере и прямее и ближе.

Итак, судьба Дени решена. Много ли нам известно о четырех годах парижского ученичества Дидро? Прямо скажем, немного. Это-то и дало повод для разных толкований, чтобы не сказать — кривотолков.

По примеру Дидро, который очень любил литературный жанр диалога и написал целый цикл их, автор позволяет себе прервать последовательное изложение событий детства и отрочества своего героя для воображаемого разговора с каноником Марселем. В этом диалоге — вы прочтете его сейчас — автор, опять-таки по примеру Дидро, будет именовать себя «Я», в то же время надеясь, что те же вопросы и суждения высказал бы вместе с ним и читатель.

Итак, приступаем к диалогу.

Я. — Разрешите вас спросить, каноник, правда ли, что вы — духовное лицо — посвятили безбожнику Дидро целых семь лет трудов, просиживая ради них в архивах, извлекая из пыли и забвения документы, как бы двигая вперед науку о том, кто не может не быть вашим противником.

Каноник. — Да, вы совершенно правы. С 1913-гс по 1928-й я опубликовал семь исследований о Дидро и его родственниках. Вот их названия: «Брат Дидро, Дидье Пьер Дидро, каноник собора, архидиакон, основатель христианской школы в Лангре», «Сестра Дидро — Дениза Дидро», «Женитьба Дидро», «Легенда о Дидро, канонизированном его дочерью» (имеются в виду воспоминания дочери и первого биографа Дидро, мадам Вандель), «Дидро — ученик, легенда и история», «Письмо отца Дидро его сыну, заточенному в Венсеннский замок», «Смерть Дидро».

Я. — Спасибо за точный перечень. Но чем объяснить такой, казалось бы, противоестественный ваш интерес к Дидро?

Каноник. — Во-первых, я председатель археологического и исторического общества Лангра, а в нашем городе не было человека более примечательного, чем Дени Дидро. Не говоря уже о том, что у нас есть улица и площадь его имени, вы это знаете, но и коллеж, в котором он учился, это вам, вероятно, неизвестно, тоже носит его имя.

Я. — Вы очень добросовестный председатель, слов нет, но только ли в этом дело?

Каноник. — Ну, если вы уж так настаиваете, я назову вам и другую причину. И теперь, два века с лишним спустя, у католической церкви нет врага более опасного, чем Дени Дидро. Я считаю своим долгом разоблачение его безбожной доктрины.

Я. — И для этого вы занялись столь пристальным изучением его биографии и биографии его родственников?

Каноник. — Вы угадали. Спорить нужно с фактами в руках, в наше время просто предать анафеме еще не значит убедить.

Я. — Почему же вы начали с его брата?

Каноник. — Неужели вы сами не догадались? Это же так понятно. Я хотел доказать, что воистину великим был не безбожник Дени, но его искренне преданный церкви брат Дидье Пьер.

Я. — И вы полагаете, вам это удалось?

Каноник. — Если говорить откровенно, нет. Поэтому я в том же, 1913, юбилейном году написал еще одну работу — против легенды, созданной мадам Вандель, о своем отце.