Артем Драбкин - На войне как на войне. «Я помню»

22 июня 1941-го к десяти часам утра мы пошли на открытие Комсомольского озера. Вдруг вокруг все забегали, говоря шепотом: «Война началась!»

Над городом, на большой высоте, пролетали десятки самолетов, и мы не могли разобрать, чьи это самолеты. Уже 24 июня люди стали бежать из города в сторону Московского шоссе, появились первые зачатки паники. Воздушные тревоги раздавались ежечасно. Гражданское население кинулось грабить магазины. Я, маленький пацаненок, тоже увязался за соседями, которые пошли грабить ближайший продмаг, и даже принес домой ящик с рисом.

Соседи, до войны крепко дружившие с нашей семьей, вдруг стали говорить нам в лицо: «Скоро немцы придут, и мы с вами, с жидами, за все поквитаемся! За все вам отомстим!..»

Я не мог понять, почему дядя Ваня или тетя Маша, которые еще несколько дней тому назад души во мне не чаяли, говорят такие страшные вещи!

Отец со старшей сестрой были в Москве, на декаде белорусской культуры, сестра пела в самодеятельном хоре.

Уже вечером 24 июня 1941-го мы вместе с другими евреями, собрав котомки, пошли на восточный выезд из Минска. А через несколько часов во двор нашего дома заехал грузовик. В нем был мой отец, приехавший из Москвы спасать семью.

Ему кто-то сказал, что мы уже убежали из города. Он собрал несколько стариков-соседей, которые не могли самостоятельно проделать ожидаемый трудный путь, и в кузове машины вывез их из Минска.

Отцу повезло, на машине он успел доехать до Борисова еще до того, как немецкие танки закрыли кольцо окружения.

С отцом я встретился только после войны…

Двадцать пятого июня к нам, бредущим по дороге, навстречу с востока шли толпы беженцев и говорили, что дальше пути нет! Немцы!

Путь на восток был для нас уже отрезан…

И мы вернулись в Минск. Уже на следующий день к нам в дом пришла вся родня из пригорода Серебрянки. Человек десять, с детьми.

В тот же день я попал под бомбежку на улице Советской, на углу площади Свободы и гостиницы «Европа». Все вокруг было в огне. Металл перекрытий горел и гнулся на моих глазах. Я испытывал глубочайшее потрясение. Шок. Оцепенение. Это было страшное и незабываемое зрелище, от которого нельзя оторвать глаз. Казалось, что я нахожусь в кино. Я даже не успел испугаться. Страха не было. Стоял как загипнотизированный посреди улицы и смотрел на горящие дома и разрывы бомб. После каждой немецкой бомбежки прилетали несколько наших истребителей, но немцев уже в воздухе не было.

28 июня 1941-го на нашей улице уже стояли немецкие танки.

Немцев до этого дня, я, по детской наивности, представлял «с рогами», как в увиденном мной до войны фильме «Александр Невский». А эти были здоровенные немцы, холеные и шикарные, в красивой черной форме.

В тот же день через город начали гнать колонны пленных.

Двое суток непрерывным потоком через нашу улицу шли в колоннах по четыре ряда кадровые военнослужащие РККА. Шли покорно, среди них было много солдат с кровавыми бинтами. Через каждые 70-100 метров по бокам шли немецкие конвоиры, иногда конвоир был с собакой.

В тех, кто пытался подбежать к колонне и передать пленным кусок хлеба, – конвоиры стреляли сразу и без предупреждения.

29 июня 1941-го уже по всему городу были развешаны немецкие листовки, в которых было написано следующее: «Повешены сто жидов в сквере Юбилейный».

Рядом висел немецкий приказ, предписывающий всему мужскому населению Минска от 15 до 45 лет собраться для регистрации в районе Комсомольского озера.

Там уже стояли пулеметные вышки и огороженные колючей проволокой огромные загоны для людей. Немцы искали евреев, командиров и комиссаров РККА.

На отдельном участке разместили молодых мужчин-евреев, которых вскоре всех расстреляли. Комсостав был сконцентрирован на другом участке, их куда-то угнали. Простых красноармейцев отправляли на улицу Широкую, там немцы позже организовали лагерь военнопленных. Гражданских белорусов отпускали по домам.

Люди в загонах могли только лежать на земле. Тех, кто пытался встать без команды, немцы сразу убивали с вышек. Я несколько раз прибегал к этому лагерю. Первый раз в жизни я увидел там, как немец в упор, с расстояния один метр, выстрелил в живот человеку!

Седьмого июля начался первый организованный еврейский погром в Минске. Местные белорусы водили немцев по домам, указывали, где живут евреи, и немцы хладнокровно убивали евреев. В этот день были убиты многие сотни людей.

Это была «акция устрашения». И сколько еще таких «акций» пришлось испытать в дальнейшем… Двадцатого июля вывесили приказ о переходе всех евреев в гетто в течение пяти дней. Объявили, что те евреи, которые будут задержаны после 25 июля 1941-го за пределами гетто, будут немедленно расстреляны.