Роберт Стивенсон - Жизнь на Самоа

Я не стала выяснять, на чем основывались ее претензии на звание домашней коровы и тем более любимой коровы его семьи. Каким-то путем удалось заманить животное в загон, и теперь корова носилась по нему бешеным галопом, так что хвост торчал у нее за спиной прямо, как палка. С прощальным указанием надеть на скотину ярмо и замкнуть его, прежде чем доить, человек ускакал, оставив меня с глазу на глаз (правда, на некотором расстоянии) с этой коровой. Я пошла к плотнику насчет ярма. Тот сказал, что ярмо-то сделать можно, но пока что он думает привязать корову, невзирая ни на какие инструкции.

— Если ее не привязать, — сказал он, — она через пять минут будет за забором.

Так и вышло: через пять минут или раньше она перемахнула через забор.

На заре следующего дня мистера Хэя, который ночует в только что достроенной конюшне, разбудил страшный скандал между собаками и свиньями. Три собаки мистера Труда, натасканные на диких свиней, набросились на трех моих несчастных поросят. Прежде чем успели отогнать собак, один поросенок был уже тяжело ранен. Истекая кровью, он уполз в лес, и его так и не нашли. Главным преступником оказалась отлично известная мне большая коричневая собака. Немного позже, когда я сидела за завтраком, до меня донеслось снизу жалобное повизгиванье. Это был мистер Коричневый пес, который лежал там с попарно связанными передними и задними лапами. Его поймали и принесли сюда, подвесив к палке; теперь он ждал приговора. Разумеется, наказывать надо было немедленно, но у меня не хватило на это духу, и я отослала его назад к хозяину с предупреждением, чтобы он больше не натаскивал своих собак таким образом.

Злополучная корова отыскалась вчера на участке мистера Труда, где она загубила много бананов. От него пришел человек и потребовал возмещения убытков.

— Они возмещены авансом, — сказала я, — в форме свиньи.

Пауль, мистер Хэй и Лафаэле отправились за коровой. Им пришлось еще нанять человека себе в помощь, и тем не менее мистер Хэй не надеялся доставить это существо домой живьем — так свирепо оно оборонялось. Под словом «домой» я подразумеваю ее «собственную семью», потому что мысль сделать ее моей «домашней коровой» мне как-то не улыбалась.

Сегодня я собиралась писать рассказ, начатый когда-то, но вместо этого почти все время провела в наблюдениях над пчелами. Они так зловеще жужжали и шипели внутри ящика, что я обратилась за советом к плотнику, который сказал, что они определенно сейчас начнут роиться. Но получилось одно расстройство. Внезапно раздавалось нечто вроде «Ура!» и выкриков «Она идет!». Пчелы принимались метаться в безумном возбуждении, и каждый раз тревога оказывалась ложной. Мне припомнилось, что почти то же самое происходило однажды, когда ждали приезда королевы Виктории. У людей и пчел, как видно, много общего. Наши пчелы совсем ручные. Плотник уверял меня, что я сразу узнаю матку по комплекции, и вот я сидела, чуть ли не касаясь носом их порога, боясь прозевать «ее величество», и ни одна пчела меня не ужалила. По словам мистера Хэя, это доказывает, что я принадлежу к числу людей, на которых пчелы не нападают. Я же думаю, что скорее эти пчелы не имеют обыкновения нападать.

Как ни странно, каждую ночь нас мучат разные виды насекомых, разумеется не считая москитов: эти никогда нас не покидают. То воздух полон мотыльков, которые попадают в рот при каждом вдохе и вообще всячески докучают, то это мириады маленьких черных жучков; в другой раз преобладают крупные жуки типа майских или какие-то отвратительные твари с квадратными хвостами, они особенно невыносимы. Нынче вечером впервые за все время у меня сразу два рода мучителей. Первый — блестящие маленькие жуки самых необыкновенных расцветок. Вот сейчас, когда я пишу это, один из них, розовый с бронзовым отливом, лежит на бумаге, вернее, его труп; жучок все становился на голову и наконец умер в конвульсиях. Сегодня какая-то удивительно красочная ночь, потому что теперь возле меня кружатся небольшие серебристые мотыльки, все одинакового размера, но с разным красивым рисунком крыльев.

В прошлый четверг вечером я была приглашена на обед к американскому консулу для встречи с главным судьей. Я была сильно утомлена и не совсем здорова, но, поскольку и мистер Сьюэл и мистер Кларк (последний прислал записку, предлагая мне ночлег в помещении миссии) жалобно ссылались на то, что из дам будут только миссис Кьюсэк-Смит, миссис Кларк и миссис Клэкстон, я сочла своим долгом поехать. Столько мужчин и всего три дамы, не считая меня, — мое присутствие и в самом деле должно было отвечать насущной, если и не «давно испытываемой» необходимости. И затем помимо всего прочего следовало оказать почтение главному судье, не говоря уж о моем собственном консуле.