Ребенка своего лишенной
Там матери услышишь стоны,
Не брызнула б слезой соленой
На твой изысканный костюм.
Но пусть не следуют за поэтом те, кто не в силах понять горе негра. «Ты, что находишь иной раз грустным свой собственный праздник», «ты, настолько великий, что никогда не слышишь ничего, кроме звуков оркестра», — тебе незачем следовать за поэтом, ибо ты никогда не поймешь, «как гибнет раса новых прометеев».
Но мы пойдем вслед за поэтом, подруга, ибо наши ноги привыкли к таким переходам и наши глаза — к таким зрелищам. Вот перед нами черная мать укачивает ребенка нежной колыбельной. На дороге слышится топот кавалькады. Это к хозяину приехали другие хозяева. Они хотят купить рабов. Вот они:
Загаром покрыты их лица,
Во рту же сигара дымится;
Улыбки у них плотоядны,
А взгляды и хищны и жадны.
Ус лихо закручен.
С серебряной ручкой —
Как символ их мощи и власти —
Болтается хлыст у запястья.
Начищены туфли до блеска.
У пояса ж в виде подвеска.—
Нельзя забывать и про это —
Увидишь ты ствол пистолета.
Невольница трепещет возле убогой кроватки ребенка. Для рабыни, подруга, «стать матерью — преступление, иметь ребенка равносильно краже». Вскормленное грудью дитя ее любви уже имеет хозяина. Кастро Алвес призывает ей на помощь Иисуса Христа. Но это опасно, подруга: у хозяина есть свой Христос, запертый в алтаре, освещенный свечами и одетый в золото. Хозяин показывает покупателям товар. В углу мать, «недвижная, обезумевшая, потерявшая разум». И диалог между невольницей и хозяином отражает все оттенки материнской любви. Она просит, умоляет, взывает о пощаде. Хозяин не слушает ее — ведь она всего лишь негритянка. Но когда у нее отнимают ребенка, она уже не рабыня — она мать, она львица, защищающая свое дитя. И хозяин вынужден отступить. Кастро Алвес любил, чтобы в его стихах негры восставали и всегда были готовы к бунту, — он хорошо знал всю пагубность безропотности. И, возможно, подруга, того же ребенка он показывает нам в другой печальной поэме. Отчего плачет это дитя?
Ванили ветвь иль плод граната
Достать ручонкой не смогла ты
И плачешь, бедное дитя?
Чтоб ротик улыбнулся алый,
Чего бы ты ни пожелала,
Тебе тотчас достану я.
Но это, подруга, — черный ребенок, и ему ли плакать из-за ветки или из-за цветка:
Отняли мать у ней злодеи…
Что ей ваниль? Что ей гранат?
Еще смеяться не умея,
Познала слезы, боль утрат.
Чего хочет дитя? Чего может хотеть ребенок, который потерял мать: утешения, дружеского голоса, другую семью?
Чего, несчастный, хочешь ты?
Мой друг, мне нужен нож отмщенья!
Это то, чем Кастро Алвес постоянно наделяет рабов — персонажей своих поэм. Стремлением к мести — не стремлением к примирению. Поэтому черный мститель и вынуждает трепетать господ. Ему поэт посвятил самый красивый и самый страшный из рефренов:
Рабы за обиды и раны
Заплатят сеньору с лихвой.
Месть зреет на ниве багряной,
Омытой кровавой росой.
Эта поэма — волнующая песнь мщения и свободы. Лира поэта в «Черном мстителе» звучит патетически и революционно. Революция той эпохи — это прежде всего восстание раба против хозяина. Именно к такой революции призывал Кастро Алвес, и такую революцию он воспел. В своем воображении он видел эту революцию, видел перед собой негра, проносящегося по полям на своем быстроногом скакуне, чтобы свести счеты с хозяином. Эти стихи незабываемы:
Молний пламень дремлет в тучах…
В наших грудях же могучих
Месть кровавая живет.
На конях в ночную пору
Мчатся негры, чтоб сеньору
Предъявить давнишний счет.
Ветер мчится их быстрее,
До хозяина скорее
Он домчит лихую весть:
Срок настал, грядет расплата!
Сын за мать и брат за брата
Совершат сегодня месть!
Дол и скалы сотрясая,
Искры молний рассыпая,
Гром грохочет в небесах.
Но страшней грозы и грома
Эти всадники, влекомы
Местью пламенной в сердцах.
Таким он видел негра — сильным, красивым, рвущим цепи, бросающим вызов хозяину. Каждая строка поэта — призыв к негру порвать цепи рабства и отдаться мщению.
Его песня — песня будущего. Негр не плачет, он восстает. Гениальное воображение поэта рисует панораму будущего:
Подобно некой Магдалине новой,
Я вижу землю сбросившей оковы,
Порвавшей плен многовековых пут.
И гимн поет освобожденный труд.
Напев, еще не слыханный доныне,
Встает и от сухих песков пустыни,
И от Кавказа, исполинских гор;
Он огласил и ледяной простор
Сибири дальней, Англии туманы,
Америки пампасы и саванны.
Поет земля, свободна от цепей.
Час наступил великих эпопей.
Читать дальше