Евгений Нилов: Зелинский

К Зелинскому наезжали многие его ученики, приезжали химики в военной форме. И академик Зелинский помогал фронту, так же как профессор Зелинский помогал в 1915 и в 1918 годах. Созданное им синтетическое топливо давало возможность увеличивать скорость и мощь самолетов. Николай Дмитриевич огорчался невозможностью лично руководить работами своих учеников. Он неоднократно обращался в президиум академии с просьбой разрешить вернуться в Москву.

Но все же сказывалось перенапряжение нервной системы, влияли на здоровье вести с фронта. Оба друга — Зелинский и Вернадский — болели, не всегда могли даже одолеть то небольшое расстояние, которое их разделяло в Боровом. Тогда они переписывались.

«15. IV.42 г. Дорогой, горячо любимый старый друг Николай Дмитриевич! Очень жалею, что не могу быть сегодня, но я еще не доверяю своему сердцу и не хочу рисковать. Надеюсь, на днях мое состояние так улучшится, что смогу к вам прийти…»

В 1943 году умерла жена Вернадского Наталья Егоровна. Зелинский остался для Вернадского тем человеком, с кем он делился своей безысходной печалью. В этой переписке он черпал для себя силы.

«15. IV.43 г. Дорогой Николай Дмитриевич!

Вот мы дожили до того, что можем только переписываться. Получил от вас дорогое для меня письмо.

Так же, как и вы, мы оба не можем добраться друг до друга.

Я хочу закончить свою научную работу, и, как прежде Наталья Егоровна, так теперь и я сам держу себя в строгих рамках. Еще несколько месяцев, и, если все пойдет так, как теперь, то я ее закончу.

Тогда останутся для старика мои дети и внучка особенно, и буду писать «Пережитое и передуманное».

То, что самое дорогое в науке — творческая мысль, — как показывает история, не выходит за восьмидесятилетний возраст.

Наталья Егоровна как раз работала, еще до 1 февраля, над хронологией нашей жизни. Ее воспоминания детства и юности прервались на неоконченной фразе. Никто теперь не может этого восстановить».

Год, который принес радость победы над фашизмом, для многих был годом больших утрат.

Еще за полгода до этого умер Владимир Иванович Вернадский, так и не увидев московского салюта. Президент Академии наук Владимир Леонтьевич Комаров, узнав о смерти Вернадского, сказал: «Есть люди, чья смерть производит впечатление безвременной утраты, независимо от их возраста».

И другая безвременная утрата постигла советскую науку: умер Александр Евгеньевич Ферсман, ученик и друг Вернадского, переживший своего учителя на четыре с половиной месяца.

Николай Дмитриевич тяжело перенес эти потери.

Зелинский вернулся в Москву еще до заключения мира и сразу же с прежней энергией включился в работу по восстановлению страны, в шумную многообразную жизнь университета.

Опять, как в 20-е годы, в рабочий кабинет Николая Дмитриевича приходили за советом работники заводов, приезжали специалисты из министерств.

Сам Николай Дмитриевич ездил и на заводы и на совещание в Госплан, в министерство. Н. И. Шуйкин вспоминал, как был в ту пору с Николаем Дмитриевичем в министерстве: лифт не работал, и его учитель легко поднимался на 4-й этаж, далеко опережая своего более-молодого друга. Выезжал он и на московские заводы и неутомимо ходил из цеха в цех, всегда подмечая что-нибудь нужное, давая конкретные, деловые советы. Сам Николай Дмитриевич писал в ту пору: «Хотя я на пороге 90-летия моей жизни, но ощущаю всей душой молодость моей Родины, счастливое будущее, ее величие и красоту»,

Лекции Николай Дмитриевич теперь уже почти не читал, но по-прежнему ежедневно бывал он в лабораториях, по-прежнему внимательно следил за ростом молодых ученых. Доцент Л. Н. Акимова рассказывала: когда была защита ее диссертации, Николай Дмитриевич хворал, и его не ждали, вдруг входит он, закутанный, в валенках, горло завязано; сел за стол и тихо шепчет: «Удрал». После защиты Николай Дмитриевич подарил ей книгу с надписью «Моей внучке по науке».

Николай Дмитриевич не только заботился о своих новых учениках, помнил он хорошо и старых своих питомцев, помнил и следил за их жизнью. Член-корреспондент АН СССР К. П. Лавровский вспоминал:

«Произошло это через много лет после окончания мною университета. Я уже давно работал самостоятельно в Нефтяном институте и с Зелинским встречался изредка. Неожиданно на меня обрушилась страшная болезнь — туберкулез горла и обоих легких, а тут еще отказали и почки. Спасти меня могло лишь дорогое лекарство, которого у нас в стране тогда не было.