— Богомолец, почему не были в гимназии?
— Утомился и отдыхал.
Директор возмутился:
— Отдыхал?!
Вызвали Михаила Михайловича. Он объяснил, что племянник очень слаб, подвержен простудам, ему нельзя переутомляться — может вспыхнуть туберкулез.
— А соврать мальчик не может, — говорит Михаил Михайлович, — у него прямая, честная натура.
Провожая Богомольца, директор говорит уже другим тоном:
— Но нельзя же при всем классе. Так и остальные гимназисты станут устраивать себе передышки. — И впредь решил не задавать Саше рискованных вопросов в чьем-либо присутствии.
Из класса в класс Сашко переходит блестяще. Изредка появляются четверки и то не за незнание, а за «свои», слишком «оригинальные», мысли да после затяжных простуд. «Ученик IV класса Богомолец Александр обладает весьма большими способностями, — признает классный наставник, — но крайне болезненный; не мог вследствие большого количества пропущенных уроков занять по своим успехам то место, которое должно было бы принадлежать ему по праву».
Саша жадно впитывает все, что может дать гимназия. К сожалению, любознательному мальчику она дает немного. Помогают книги. Читает он с жадностью, со страстью.
В семье Михаила Михайловича и взрослые и дети живо интересуются книжными новинками, и вечерами здесь принято поочередно читать вслух особенно понравившиеся отрывки или пересказывать прочитанное. Все любят слушать Сашка; никто лучше его не умеет рассказать о любимых героях.
Герои, которым юный Богомолец подражает, время от времени меняются. То это Робинзон Крузо с его смелостью, находчивостью, трудолюбием, то отважный Руслан, то преданный делу народа Сусанин.
Есть у него заветный томик. На письменном столе лежит дешевое издание «Кобзаря»; на скромном полотняном переплете — украинский орнамент: голубые, как глаза у Сашка, васильки. В книге — несколько засушенных карийских цветочков на память о покойной матери. Часто Саша подолгу глядит затуманенными глазами на «Кобзарь», а устав, любит склонить на него голову. Может, в этот миг ему кажется, что книга еще сохранила тепло прикасавшейся к ней материнской руки?
Давно уже для Сашка и его друзей соревнование на быстроту езды на велосипеде потеряло интерес. В этом Богомолец — вне конкуренции. Не заняться ли ездой «на тихий ход»? У Сашка и это получается лучше всех. Установит под углом руль старого дорожного английского велосипеда и попеременно нажимает педали. Машина дрожит, качается, дергается, но час-другой — ни с места! А вот братья Левчановские, как ни стараются, через десять-двадцать минут валятся.
Как разобраться в пареньке — болезненном, хилом и, несмотря на это, упорно преодолевающем физическую слабость?
На трек детей не пускают. Гимназистам доступны только заборные щели. Но и отсюда хорошо видно, как тренируются настоящие спортсмены. А что, если рискнуть?
Разогнавшись, Богомолец пролетает мимо шлагбаума у въезда на трек и вливается в поток тяжело дышащих велосипедистов. Первый круг он несется позади. Еще один, и еще круг… Что это? Впереди — никого! Где же взрослые? Сашка от них отделяет без малого половина круга! Только теперь он слышит восторженный рев с забора и аплодисменты с трибун.
У шлагбаума Саша соскакивает с машины, прислоняется к столбу и закрывает глаза.
Неожиданно на плечо подростка опускается чья-то тяжелая рука. Сторож? Нет! Перед ним стоит рыжеволосый, светлобровый, синеглазый, длиннорукий, с головой, уходящей в плечи… Ба! Да это же Уточкин! Человек звериной ловкости, силы и находчивости, самый страстный спортсмен в мире, перепробовавший почти все виды спорта, но по достижении в каждом из них наивысшего совершенства тотчас переходящий к новому! И вот этот неоднократный завоеватель «гранд-призов», король велосипеда стоит перед Сашком Богомольцем и, заикаясь, говорит:
— Этот малый далеко пойдет!
Миновали уже пасхальные праздники, а Александру Михайловичу не хочется уезжать из Кишинева. Но пришла телеграмма из Нежина — заболела тетя Лиза. Сашин отец поехал на вокзал за билетом и не вернулся. С извозчиком прислал записку: «Сашенька, буду через месяц. Передай всем спасибо и до свиданья. Без саквояжа обойдусь».
Богомольцы-старшие этому не удивились. Они знали, насколько Александру Михайловичу за семнадцать лет негласного надзора надоели постоянные соглядатаи и что он не упускает случая хотя бы на час отделаться от них.
В Кишиневе, в мезонине — окно в окно с домом брата, — поселился местный присяжный поверенный. Когда приезжает Сашин отец, новый сосед от окна не отходит. Шпик, конечно. И как надоел Сашку и его двоюродному брату Вадиму его лоснящийся голый череп и красно-синий нос!
Читать дальше