Олесь Бердник: Явь и сны писателя-фантаста в реальном мире

Следствие вел старший лейтенант Разумный… Спустя годы, уже на свободе, я с ним встретился, он стал подполковником. Как-то в трамвае подходит ко мне подвыпивший военный, называет фамилию. Я бровью не повел: дескать, не знаю вас. "А ты присмотрись, присмотрись", — наливается он кровью. "Может, и встречались, — говорю, — но что-то не помню". — "А ты подумай, может, еще придется встретиться", — брызжет слюной. И торжествующе: "Где ваши Дзюбы? Где ваши Стусы? Где ваши Светличные? (А они их уже посадили). Туда и тебе дорога"…

Я ему: "Вспомнил. Фамилия у вас такая: Разумный. Но этот "камуфляж" никого не обманет: вы — дурак". И отошел в сторону. В трамвае звучит: "Остановка Резницкая". Он зашипел: "Резницкая, Резницкая… резать, резать…" А я говорю: "Название этой остановки произошло не от глагола "резать", а от слова "риза", там жили ризники, которые ткали… А потом уже какой-то грамотей перекроил в Резницкую". — "Нет, — взбеленился подполковник, — резать, резать!" Но это так, к слову…

Судили меня в здании, что на площади Богдана Хмельницкого. Быстро все прошло. Судья назвал меня фашистом. Выступил адвокат. Он с мамы содрал все деньги, которые только можно было. Пьяный, как чоп. Поднялся, качается: "Товарищи судьи! Мой подзащитный — мерзавец и антисоветчик, это понятно, но если можно, дайте ему меньше". Срок, конечно, вкатили на полную катушку.

Когда меня вывели, навстречу мать. Спрашивает: "Сколько?" Я сказал… Она упала в обморок. Какая-то женщина начала поливать ее водой из лужи. Меня завели в каталажку при суде. И тут появился Учитель. Сам. И это был не сон…

— Невидимый для других?

— Ну, разумеется… Но я Его видел, говорил с Ним, обнимал Его. И Он…

— Как это?

— А вот так. Понимайте, как есть. После этого я все время был с Ним, а Он — со мной. Он Сказал: "Мужайся, так должно быть, надо пройти это все. Легких дорог нет — только путь страдания. Если принял на себя тело этой земли, то должен все грехи и боли генотипа — народного и личного — принимать…"

Бандюги и Аэлита. Астральный разговор с товарищем Сталиным

— В лагере вам довелось сидеть с бандитами и ворами. Как вы с ними уживались?

— Чекисты, после того, как я попытался однажды убежать, велели главному вору-пахану меня убрать: мол, поквитайтесь со стукачом. Но он тюремщикам не поверил, зашел ко мне и говорит: "Тебя велено прирезать, но вижу — ты свой парень. Тем более, что сегодня приснилась мне Божья Матерь". И наказал своим: "Сашка не трогать…" Они любили, когда я им рассказывал истории про космос, про будущее человечества. Пересказывал и "Аэлиту" Алексея Толстого. Есть там, если помните, такие слова в конце: "Где ты, где ты, где ты, сын Неба?" Пахан плакал, слезы текли: "Вот сука! Вот хорошо! Мерзавец, как хорошо!" И: "Ишо давай". Я им три раза рассказывал об Аэлите, ворам этим, и они каждый раз рыдали.

— А как отнеслись к вашей "дружбе" с ворами тюремщики?

— Видя, что здесь меня не режут, отправили дальше — в Карлаг. А в начале марта 1953-го снится мне сон… Будто бы сидит Сталин в кресле-качалке и я с ним разговариваю. "Иосиф Виссарионович, — спрашиваю, — ты знаешь, что творится вокруг?" — "Канэчно, знаю". — "Но это же мерзость, это же страшные вещи, миллионы загубленных жизней… Вот и меня зачем-то в тюрьму упрятали". А он: "Это я тэбя пасадыл? Это же тэбя тваи друзья пасадылы…" Потом собеседник вдруг вспыхнул и начал по периметру обгорать — словно огненная искра вырезала его фигуру из реальности.

— Ну и сны у вас…

— Я этот сон своему напарнику по нарам — цыгану рассказал. Он говорит: "Умрет палач, умрет". А на другой день слышим по радио: так и есть — великий вождь скончался. В тюрьмах неделю на радостях "ура" кричали.

Попытка побега из ада. Защитный купол. Пистолет у виска

— Вы ждали амнистии? — Ждал, ждал и не дождался. Амнистия была только ворам и разбойникам. В октябре 53-го решил бежать с одним другом, киномехаником Суворовым. И не просто так, а на воздушном шаре улететь. Напарник был физик, разбирался в этом. Отец привез мне две тысячи рублей. Мы начали через подставных лиц закупать аэростатный шелк. Думали надуть шар, взвиться над лагерем грозовой ночью, когда ни зги не видать, и махнуть границу. Но кто-то нас подслушал, и Суворова убрали. От воздушного шара пришлось отказаться, но идея побега только окрепла. На этот раз мы надумали рвать когти на пару с неким черниговским кузнецом.

— Помните, как его звали?

— Звали Яковом, а фамилию забыл. Перед побегом мне снилась Божья Матерь с младенцем на руках. И говорит мне она: "Расскажи о его судьбе". А ребенок растет, растет, исчезает на ее руках и сливается со мной. Я ей как на духу про свою жизнь, про то, что во время побега в Долинке (то, чего со мной еще не было) упал в запретную зону и меня из автоматов изрешетили. И вижу все будто наяву: как стреляют с двух сторон, как падаю… Она заплакала и говорит: "Первый раз ты погиб, а второй раз я тебя спасу". Махнула рукой — раздвигается колючая проволока, исчезает лагерь. Передо мною голубое небо, золотые хлеба…