Бернар Фоконье - Флобер

Тоскуя по дому и родным, Гюстав ощущает непреодолимое желание взяться за перо и бумагу. Путешествие на Восток было для него пусть волшебным, но выходившим за рамки его обычной жизни событием. По его окончании Флобера снова ждала привычная жизнь одинокого отшельника. У верующих людей интенсивность религиозных чувств может меняться на протяжении жизни. Искусство и литература — единственная религия Флобера. Его сердце навсегда принадлежит только ей одной.

Друзья возвращаются в Эсну и останавливаются на ночлег у Кучук. «Как это печально, — пишет он Буйе, — она болела и сильно изменилась. Я занимался с ней любовью только один раз. Я долго смотрел на нее, чтобы запомнить навсегда». Далее он добавляет, глядя на Красное море: «Всегда грустно уезжать из того места, куда не вернешься никогда. Вот из-за этой грусти, возможно, и стоит отправляться в путешествие» [126] Письмо Луи Буйе. 2 июня 1850 года. .

Это путешествие — не только длительная творческая командировка, а еще и «туризм» (Флобер пользовался в письмах этим заимствованным из английского языка словом, вошедшим на тот момент в обиход всего лишь с десяток лет и не утратившим своего значения до наших дней). Статус путешественника ко многому обязывал. Вот почему Гюстав стремился обессмертить лучшие моменты поездки и исписывал множество страниц в путевом дневнике.

Далее путь друзей лежит через Бейрут в Иерусалим, куда они отправляются на лошадях. Это путешествие нельзя назвать паломническим. 20 августа Флобер пишет Луи Буйе из Иерусалима длинное письмо. Оно заслуживает того, чтобы подробно пересказать его. Автору не понравилось, в каком состоянии пребывал этот город — он называет его «окруженным крепостными стенами местом для хранения черепов и костей предков». Его тошнит от стоящей вокруг вони, и в особенности ему претит царящая в нем отравляющая атмосфера. «Здесь много дерьма и руин. Армяне проклинают греков, которые ненавидят римлян, а последние, в свою очередь, предают анафеме коптов. Все это было бы смешно, если бы не было так грустно». Нельзя отказать ему в некоторой проницательности. «Что же касается религии, то она представляет собой жалкое зрелище. Уродливы не только церкви, но торговля позорит и выставляет на посмешище святые места: „Здесь водится всякая чертовщина, выражающаяся в лицемерии, алчности, фальсификации, цинизме, вот только святости нет в помине“ [127] Письмо Луи Буйе. 20 августа 1850 года. .

„Для здоровья нет ничего лучше, чем путешествие“, — иронизирует Флобер в письме Луи Буйе 14 ноября 1850 года. В то время он с Максимом находится в Константинополе. На этот раз у него не остается никаких сомнений: он болен сифилисом. „Семь язвочек, затем они слились в две, потом в одну“. Что касается Дюкана, то у него „шанкр сухожилия двуглавой мышцы плеча“. За наше путешествие это уже третий случай, когда у него обостряется болезнь» [128] Письмо Луи Буйе. 14 ноября 1850 года. . Друзьям пора возвращаться домой. Путешествие принимает неблагоприятный оборот. На Родосе из-за эпидемии холеры молодые люди попадают на карантин в лазарет. Впрочем, материнские письма все больше и больше тревожат его: мать просит его срочно приехать.

Между тем космополитизм Константинополя потрясает его воображение: «Он грандиозен, как и все человечество. Ты себя чувствуешь так же, как при въезде в Париж. Когда ты видишь рядом с собой множество незнакомых тебе людей, столько разных личностей, количество которых тебя подавляет» [129] Там же. .

Гюстав тяжело переживает кончину Бальзака, о которой он узнаёт в Константинополе. «Умнейший человек, кому удалось понять свое время». Это печальное событие ознаменовало собой конец эпохи Июльской монархии: «Теперь нужно жить по-новому» [130] Там же. .

Что же касается самого Гюстава, то, если можно так выразиться «литературным языком», он сам не знает, где находится. Его настроение то и дело меняется, переходит от полного безразличия к восторженному энтузиазму, затем снова падает до нуля. Между тем — и это находит подтверждение в том же письме — Флобер задумывается над составлением словаря, который станет знаменитым «Лексиконом прописных истин». Для этой энциклопедии глупости он уже придумал несколько определений: «Лангуста — это самка омара» [131] Письмо Луи Буйе. 14 ноября 1850 года. . Плохие новости никогда не приходят в одиночку. Там же, в Константинополе, он получает известие о будущей женитьбе Эрнеста Шевалье. В письме, адресованном матери, он не скупится на сарказм: «Какой ход! С каким остервенением он будет теперь защищать порядок, семью и частную собственность! Впрочем, он прошел нормальный путь развития. Он тоже был артистом… Я уверен, что теперь он клеймит учение социалистов… Как правительственный чиновник он — реакционер, а как женатый человек он будет рогоносцем» [132] Письмо к матери. 15 декабря 1850 года. . Что же касается его самого, то он, несмотря на упреки матери, стоит на своем: «Меня пугает даже сама мысль о женитьбе» [133] Там же. .