Леонард Гендлин - Исповедь любовницы Сталина

Под усиленным конвоем бандитов увезли. От обиды я заплакала, силы стали сдавать. Ко мне подошел Маленков:

— Берия пока ничего не должен знать. Товарищу Сталину я сам доложу.

Лукашевский достал из портфеля бутылку с жидкостью.

— Эти мерзавцы собирались кислотой выжечь глаза артистке Давыдовой.

Поскребышев, приказал у моего дома и на этаже установить временно круглосуточный пост.

Целую неделю продолжался допрос обвиняемых. Бандитов судил военный трибунал. Пять человек приговорили к расстрелу, остальные получили длительные сроки тюремного заключения.

В первых числах апреля ужинала у Сталина в Кремле. И. В. произнес тост:

— За находчивость наркома внутренних дел товарища Берия!

Тщеславный Берия от радости порозовел. И. В. спросил его:

— Л. П., почему не бьешь тревогу, ведь среди бела дня из твоего могущественного аппарата исчезли хорошие люди?

Вожди-манекены насторожились. Берия был мрачнее тучи.

— И. В., произошло явное недоразумение.

— Точнее можешь выразиться?

— В моем наркомате все люди на месте.

— Ты хочешь, чтобы я при всех смешал тебя с говном?

Я никогда не думала, что короткая пауза может быть столь страшной. Сталин приказал вождям освободить кабинет. Остались Маленков, Поскребышев, Сталин и я.

— Ты зачем, вшивый мерзавец, послал своих людей к Давыдовой? Забыл, сволочь, что В. А. моя подруга, моя женщина, моя сестра! Ты приказал облить ее кислотой?

И. В. швырнул в лицо Берия бокал с недопитым вином. По бритым щекам наркома расползались струйки буро-коричневой крови. — Уходи, проклятый шакал! — В руках у Сталина заблестел маленький револьвер…

Влиятельный Маленков добился прощения Берия. Ему надо было расшатать позиции Жданова и Щербакова, оттеснить их на второй план.

1 мая на Красной площади состоялась грандиозная демонстрация. Кажется, впервые была показана военная техника Красной Армии. По-видимому, Сталин надеялся на болтливость и несдержанность иностранных корреспондентов и дипломатов. Он думал, что после фоторепортажей и обширных статей Гитлер испугается и переменит свое решение…

Матушка-Русь продолжала мирную жизнь. Магазины ломились от товаров. Трудящиеся России впервые за много лет немного вздохнули.

10 июня позвонила Сталину. Молчали все телефоны. В Кунцево сняла трубку Валечка, она узнала меня по голосу.

— Их нет, где они, мы не знаем.

Набрала номер Маленкова, сначала в ЦК, потом домашний. Ответила испуганная домработница:

— Я два дня не видела Г. М.

Позвонила Поскребышеву. Верный мой друг сразу же приехал. Мы не ложились спать, говорили всю ночь.

— Сталина и Маленкова нет в Москве. Я сам не знаю, куда они делись.

— А. Н., по старой дружбе, заклинаю вас, скажите, что стряслось? Мне можно довериться, я вас никогда не подводила. Я должна знать правду, даже если ЕГО нет в живых.

Поскребышев засмеялся:

— К счастью, И. В. жив и здоров. Беда пришла совершенно с другой стороны, никто не мог этого ожидать. Не сегодня-завтра начнется война с Германией. Два часа со Сталиным говорил маршал Тимошенко. И. В. никого не слушает и никому не верит, кричит, что Генеральный штаб Красной Армии умышленно нагнетает обстановку. В. А., вы для него самый близкий человек, поговорите с ним задушевно, покажите ему кинопленку с изображением передвижения к нашим границам немецких войск.

— Это не поможет, скорее озлобит. Первый вопрос будет: кто занимается провокацией?

Поскребышев растерянно:

— Что же делать?

— Ждать!

Никто не мог предвидеть, что такое война. 22 июня 1941 г. диктор московского радио Юрий Левитан взволнованно прочитал «Последние известия»: «Сегодня в 4 часа утра посол Германии в СССР граф фон Шуленбург вручил заместителю председателя Совета Народных Комиссаров товарищу Молотову гитлеровскую декларацию об объявлении войны…»

Гитлер предполагал, что война будет молниеносной. 170 вышколенных дивизий, оснащенных первоклассной техникой, двинулись на русскую землю, чтобы потопить ее в крови.

Без Сталина члены правительства ничего не стоили. Никто из них не хотел брать на себя решение сложных вопросов. Орлы были без крыльев. И. В. называли молотом и наковальней. Наконец, после долгого ожидания, Сталин, Маленков, Вознесенский вернулись в Москву. 30 июня был создан ГКО — Государственный Комитет Обороны во главе со Сталиным. Его обращение к народу и солдатам стало символом и знаменем. Забыв про тяготы страшного лихолетья, измученные люди продолжали верить «своему» Сталину. Им казалось, что ОН — единственный — крепко держит штурвал корабля, наполовину затопленного водой.