Максим Чертанов - Эйнштейн

Еще на три дня Эйнштейн заехал в Цюрих, примириться с детьми не смог и отбыл в Берлин. Опять пытался побудить голландских коллег дружить с немецкими, те уклонялись, в октябре он написал несколько раздраженных писем физику Полю Герцу — «Вот из-за этой осмотрительности мы и оказались в столь бедственном положении», — потом трижды извинялся: «я не могу спать, зная, что обидел Вас». Нет, оказывается, он и обиды людей понимал и переживал из-за них; эмпатия не ограниченная, а именно выборочная — к чужим. Вскоре Ганс сам позвонил Цангеру, и они с Бессо и Милевой разработали соглашение, о котором Эйнштейна довольно сухо поставили в известность. Он может видеться с детьми, только не в Берлине и не в присутствии его родни. На Рождество Ганс будет у Бессо и отец «может приехать, если сочтет нужным».

И в эти самые недели, когда голова его была чем только не занята, он дописывал правильные уравнения, стремительно двигаясь «к высшей своей точке, от которой в первый раз так мудро уклонился, дабы из груди слушателей вырвалось это „ах“»… 4 ноября на пленарном заседании Прусской академии он изложил новый вариант ОТО (с соблюдением общековариантности) и в тот же день писал Гансу: «Я обещаю проводить с тобой целый месяц каждый год, и у тебя, обещаю, будет папа, который любит тебя. Я расскажу тебе множество удивительных и интересных вещей, о каких тебе никто больше не расскажет… На днях я закончил свою самую важную работу. Когда вырастешь, расскажу тебе о ней… Я так много сейчас работаю, что забываю поесть…»

7 ноября он послал Гильберту гранки статьи, потом нашел в ней ошибки, 11-го написал новую, где вроде бы все тензоры и ковариантность были на месте, но опять присутствовала ошибка — неправильный расчет отклонения света и, соответственно, орбиты Меркурия. 14-го Гильберт сообщил, что чисто математически решил «поставленную Вами великую проблему»: «Из обшей математической теоремы следует, что уравнения электродинамики есть математическое следствие уравнений гравитационного поля, т. е. между тяготением и электродинамикой нет никакого различия», и приглашал Эйнштейна на свою лекцию 16 ноября. Эйнштейн — Гильберту, 15 ноября: «То, о чем Вы написали мне в открытке, вызывает огромные надежды». Но приехать отказался, сославшись на переутомление. В тот же день — Милеве: «Твое письмо меня искренне обрадовало, я вижу, что ты не пытаешься ни препятствовать моим отношениям с мальчиками, ни ограничивать мое с ними общение. Со своей стороны могу сказать тебе, что эти отношения — самая значимая часть моей личной жизни». Гансу обещал, что приедет на Рождество и Новый год. И еще в тот же день, Цангеру: «Попытки со стороны родителей моей кузины заставить меня жениться основаны больше на тщеславии и предрассудках, которых еще полно у людей старшего поколения. Если я позволю себя заарканить, моя жизнь усложнится и моим сыновьям будет тяжело». Столько хлопот, грызни и возни со всех сторон — куда проще было старую добрую СТО писать, качая и перепеленывая младенца…

И все же 18 ноября он наконец рассчитал отклонение орбиты Меркурия как надо — по сравнению с ошибочным решением 1914 года оно увеличилось аж вдвое. Вот она — высшая точка, от которой из груди слушателей вырвется «ах»!.. Потом он говорил коллегам — Эренфесту, Фоккеру, де Хаазу, — что «внутри у него что-то оборвалось» и что он несколько ночей не мог заснуть от волнения. В этот же день он получил статью Гильберта, отвечал: «Предложенная Вами система, насколько я могу судить, в точности согласуется с тем, что я получил в последние недели…» 19-го Гильберт поздравлял его с решением проблемы: «Если бы я умел считать так же быстро, как Вы, то электрон капитулировал бы перед моими уравнениями, а атом водорода должен был бы принести извинения за то, что он не излучает». Наконец 25 ноября Эйнштейн представил Прусской академии окончательный вариант уравнений: их десять, и если записать их не тензорами, а полностью, они займут целый том. Еще бы: в них вместились пространство, время и материя…

Гильберт получил практически те же уравнения и представил их на пять дней раньше, 20 ноября, в Гёттингенском математическом обществе, статью написал 6 декабря, а опубликовал 31 марта 1916 года. С 18 ноября по 20 декабря 1915 года они с Эйнштейном не переписывались. Пайс: «Что-то произошло между ними после 20 ноября, это подтверждает письмо Эйнштейна Гильберту от 20 декабря: „У нас произошла размолвка, причины которой я не хочу анализировать. Сейчас мне удалось полностью отделаться от горького чувства, которое она во мне вызвала. Я вновь думаю о Вас с ничем не замутненным дружеским чувством и прошу Вас поступить так же. Просто стыдно подумать, что двое приличных людей, сумевших отчасти отрешиться от мелких страстей человечества, не могут наслаждаться общением друг с другом…“ В ответ на мой вопрос Э. Штраус [20] Один из ассистентов Эйнштейна в поздние годы. написал: „Эйнштейн считал, что Гильберт позаимствовал, хотя, возможно, и непреднамеренно, некоторые из идей (в основном неверных!), высказанных им во время выступления на коллоквиуме в Гёттингене. По словам Эйнштейна, Гильберт направил ему письменные извинения, где упомянул, что это совершенно выпало у него из памяти…“».