Максим Чертанов - Эйнштейн

Он вычислил предполагаемую величину отклонения звездного луча от прямой — 0,87. Неправильно, но он тогда этого не знал, ибо делал вычисления для плоского пространства, как у Минковского, и применял «плоскую» евклидову геометрию. Опубликовал статью «О влиянии силы тяжести на распространение света» и предложил астрономам заняться изучением затмений, чтобы проверить его гипотезу.

Летом съездили с женой к ее родителям и уже начали думать, как сбежать из Праги: Милеве там тоже не нравилось из-за одиночества и плохо устроенного быта. В августе он получил приглашение из университета Утрехта; Гроссман (уже декан физико-математического факультета) и Цангер звали в цюрихский Политехникум, получивший к тому времени почти университетский статус. Пока семестр не начался (до 1 октября), Милева жила у родителей, а он съездил в Цюрих на конференцию учителей и там вел переговоры, а 25 сентября посетил второй в жизни крупный съезд естествоиспытателей — в Карлсруэ. Там опять завел друга — химика Фрица Габера (1868–1934), еврея, перешедшего в христианство, полностью ассимилировавшегося, страстного немецкого патриота, директора Института физической химии и электрохимии при Обществе кайзера Вильгельма; его жена Клара, защитившая докторскую по химии, впоследствии стала достойной подругой Милевы.

А та писала мужу 1 октября: «Наверное, в Карлсруэ было очень интересно… И я с удовольствием побывала бы там и посмотрела на всех этих замечательных людей… Мы не видели друг друга уже целую вечность, мне интересно, узнаешь ты меня при встрече или нет». Когда Филипп Франк вскоре встретил ее в Праге, она показалась ему «мрачной и подавленной». Потом Эйнштейн Франку что-то втолковывал насчет ее «плохой наследственности». Муж с женой отдалились друг от друга — тут не надо искать ни «наследственного», ни «надличного», так бывает, и не только у физиков. Любовь мешала науке? Ничуть она не мешала, когда он СТО придумывал… «Вы должны знать, что большинство мужчин (а также немало женщин) по своей природе не моногамны. Эта природа дает о себе знать особенно решительно, когда традиции и обстоятельства встают на пути», — писал он врачу Эжени Андерман 2 июня 1953 года. Для уравнения измены (одна надоела + другая появилась) не хватало лишь одного члена.

С 30 октября по 3 ноября 1911 года 18 физиков и химиков собирались в Брюсселе на первую Сольвеевскую конференцию, организованную бельгийским химиком и промышленником Эрнестом Сольве; его друг, физик Вальтер Нернст, подсказал, каких звезд первой величины надо звать: Планк, Лоренц, Мария Кюри, Пуанкаре, Камерлинг-Оннес, Эрнест Резерфорд (заложивший основы учения о радиоактивности и строении атома); 32-летний Эйнштейн был самым молодым. Он боялся — «Мне не дает покоя та чушь, которую я готовлю к Брюссельскому конгрессу», — писал он Бессо и перед ним же хорохорился: «…надо ли участвовать в этом шабаше ведьм?»

Докладывал он тему «К современному состоянию проблемы удельной теплоемкости», а на самом деле говорил о квантах, да и все говорили о них. Был полномасштабный кризис физики: никто не хотел признать свет одновременно частицей и волной, некоторые еще верили в эфир, другие не верили в атомы… Сам Планк испугался собственной теории и придумал другую, половинчатую: свет делится на кванты только во время излучения, а во время поглощения остается цельной волной. Эйнштейн сказал, что существование квантов света — это пока гипотеза и она «несовместима с экспериментально проверенными следствиями волновой теории», но дал понять, что он в эту гипотезу верит. Короче, все переругались из-за квантов, как когда-то из-за Максвелла. В ноябре Эйнштейн делился впечатлениями с Цангером: «Планк… упорно цеплялся за некоторые ошибочные убеждения. Мне удалось убедить Планка после многолетних усилий согласиться в основном с моими воззрениями. Он исключительно честный человек, скорее думающий о других, чем о себе. Лоренц — чудо интеллигентности и такта, живое произведение искусства! Из всех присутствовавших теоретиков он обладал наиболее мощным интеллектом… Пуанкаре… просто все отрицал, и несмотря на свою хватку показал мало понимания… в целом никто ничего не понимает. Все это мероприятие доставило бы массу удовольствия отцам-иезуитам». К Бессо, 26 декабря: «В целом конгресс оставил у меня впечатление стенаний у руин Иерусалима».

Как явствует из переписки с Лоренцем, тот предложил Эйнштейну работать в Голландии. Трудно понять, почему Эйнштейн не согласился. Возможно, в Лейден к самому Лоренцу он помчался бы тогда не раздумывая, а на Утрехт обиделся, или произошло еще какое-то недоразумение; 23 ноября из Праги он писал Лоренцу: «Пишу Вам с тяжелым сердцем, как будто был несправедлив по отношению к родному отцу… Знай я, что Вы действительно хотите, чтобы я переехал в Утрехт, я бы так и сделал». Лоренц 6 декабря ему ясно ответил, что именно этого и хочет. Но он почему-то вновь заколебался.