Большой оригинальностью отличался также профессор Розенберг [59]. Он считался крупнейшим знатоком теории марксизма-ленинизма и диалектического материализма. И внешне, и по манере поведения он смахивал на пламенного трибуна революции Троцкого. Несмотря на солидный возраст, мог выступать часами без передышки. Поговаривали, правда, что у него больное сердце. Он скоропостижно ушел из жизни прямо на трибуне во время очередной лекции.
В целом преподавательский состав института состоял из видных архитекторов, искусствоведов, художников и других специалистов смежных профессий. В большинстве своем они были создателями школ и направлений в архитектурно-строительной науке и педагогике. Со многими из них не только в период учебы, но и в последующие десятилетия я поддерживал деловые отношения.
В мастерской Алабяна совместительство затянулось более чем на два года. Почти ежедневно, после занятий, мой пешеходный путь с Рождественки до площади Маяковского проходил по излюбленному маршруту. Я спускался по Кузнецкому Мосту, сворачивал на Петровку и выходил в Столешников переулок. Мне удалось докопаться до его названия. Оказывается, некогда здесь селились столешники – мастера по изготовлению скатертей. По пути я не мог устоять от соблазна зайти в маленькую кондитерскую. Она пользовалась не меньшей популярностью, чем Филипповская булочная. Люди со всего города съезжались в нее, чтобы полакомиться необыкновенно вкусными пирожными и другими лакомствами. Побаловав свое чрево одним или двумя пирожными, не забывал в картонной коробочке вечером доставить их маме и Яне.
Чуть дальше я часто делал небольшую остановку перед доходным домом, в котором не одно десятилетие жил Гиляровский. Дома бережно хранилась цветная репродукция известной картины Репина «Запорожцы пишут письмо турецкому султану», где Гиляровский позировал для образа хохочущего казака в белой папахе. Следующая остановка была у здания Института марксизма-ленинизма, построенного на месте Тверской полицейской части.
Скульптура Ленина, сидящего в кресле в унылой, старчески согнутой позе, невольно навевала грустные мысли. Что может натворить злой гений одного человека! Какая колдовская сила должна была таиться в хилом теле, чтобы миллионы людей, как стадо глупых баранов, сломали многовековые устои собственной жизни! Подобные мысли все чаще тревожили меня. Сказывалось свободомыслие и опасные высказывания студенческой среды.
Как бы по контрасту, дальше по пути я всегда останавливался у бронзовой фигуры Пушкина. Беспокойный поэт не нашел покоя даже в образе памятника: его в 1930-х годах при реконструкции улицы Горького и площади Страстного монастыря передвинули на новое место (там, где он стоит и сейчас). С высокого гранитного постамента он, чуть наклонив голову в глубокой задумчивости, смотрел на снующий внизу человеческий муравейник. По привычке мой взгляд скользил по знакомым наизусть строкам, выбитым на граните:
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
Любопытно, что через сто лет после трагической дуэли поэта на свет божий появилась моя сестра. В зрелом возрасте, не обделенная внешностью, умом и способностями, она сочиняла милые стихотворные посвящения, очень лиричные и глубоко философские.
От памятника Пушкина, созданного по замыслу талантливого скульптора Опекушина, я переводил взгляд на здание редакции газеты «Известия». У меня к этому времени стали постепенно определяться вкусовые пристрастия к архитектурным стилям. Больше всего мне импонировал монументальный, без ложного пафоса, классицизм. Сменивший его модерн подкупал своим изяществом, пластикой асимметричных фасадов, многоцветьем облицовочных материалов. Но из современных направлений отдавал предпочтение конструктивизму. Здание «Известий» и было одним из творений этого стиля. Меня восхищали его пропорции и крупный масштаб обобщенных форм. Пять ярусов больших квадратных окон завершались глухой горизонтальной стеной, прорезанной ритмом круглых проемов-иллюминаторов. Автор проекта, Григорий Бархин [60], был основателем большой династии архитекторов.
Мне посчастливилось присутствовать на его консультациях по курсовому и дипломному проектированию. Профессор был маленького роста, как норвежский композитор Григ. Чтобы возвышаться над студентами, он взбирался на табуретку. Перед ним на полу раскладывали подрамники. Поглядывая сверху вниз с высоты своего профессорского «пьедестала», жестикулируя руками, он вещал затаившим дыхание слушателям свои премудрые мысли…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу