Даниил Галкин - В тени сталинских высоток. Исповедь архитектора

Оформительская стезя дополнялась даром быстро и на ходу сочинять короткие стихи и эпиграммы. Иногда они попадали в цель, получали одобрение учителей, занимали место в стенных газетах. К сожалению, и здесь меня иногда заносило. Я умудрялся в стакан меда влить очень большую ложку дегтя. Так, в школе стали разгуливать язвительные и не всегда справедливые эпиграммы на учителей. Ответ на вопрос «Кто автор?» был однозначным. Даже за чужие куплеты шишки сыпались на меня. Я превратился в козла отпущения, хотя догадывался по стилю, кто сочинил их на самом деле. Но язык не поворачивался сказать, что это не мое творчество. Из солидарности я не выдавал истинных авторов. Вину всегда брал на себя. Через десятилетия, пройдя через огонь и медные трубы нелегкой ухабистой жизни, я не расстаюсь с чувством огромной вины перед учителями. Увы, как правило, озарение и покаяние всегда запаздывают…

Трудно объяснить обратную закономерность, но дошкольные и школьные годы более рельефно всплывают из далеких глубин прошлого, чем события вчерашних дней. Особенно цепко в память вросли образы первых наставников на путь истины – наших учителей. Все они были разными по стилю и манере проведения занятий. Но их объединяло одно: стремление на самом ответственном этапе становления личности направить нас, зеленых юнцов, по наиболее правильному пути в жизни.

Одна из самых любимых учителей школы была Гася Иосифовна. Она преподавала украинскую мову (язык) и литературу. Голос у нее был бархатисто-певучий и слегка вибрировал. Она отличалась маленьким, почти карликовым ростом и необыкновенной худобой. От малейших посторонних звуков во время урока испуганно вздрагивала. Но даже любимую учительницу я не обошел бестактным четверостишием:

Не знаю, дошел ли до нее этот примитивный опус сумасбродного «пиита». Видимо, ее недосягаемая для нас мудрость была всепрощающей. И это еще больше усугубляет чувство вины перед ней. Угрызения совести за свои неблаговидные поступки, особенно после надругательства над бородой дедушки, все чаще давали о себе знать. Возможно, происходил закономерный процесс взросления. Но все равно проколы следовали один за другим.

В те далекие годы учащиеся должны были заучивать наизусть многочисленные архипатриотические вирши украинских поэтов. Среди них первое место занимал Павло Тычина. Я очень не любил его поэзию за приторно-придворный стиль. Однажды Гася Иосифовна имела неосторожность на показательном расширенном уроке вызвать меня к доске. Наверное, потому, что у меня был очень громкий голос и довольно четкое произношение. Вряд ли она могла представить, что в присутствии чужих учителей я могу что-то отмочить. Ей было невдомек, что мой плохой настрой в этот день требовал выхода. Накануне я избил мальчишку из соседнего двора и в клочья изодрал на нем одежду. Его родители примчались к нам домой со скандалом и требованием компенсации за ущерб. Отец умел улаживать конфликты, но на мне он как следует выместил свой справедливый гнев. Я был серьезно предупрежден, что если еще один раз подобный поступок повторится, то родители вынуждены будут отправить меня в исправительную колонию на перевоспитание. Естественно, я обрушился на поэзию Тычины с огромным удовольствием. И со злым сарказмом изрек:

Часть учеников класса громко заржала. Потом наступила зловещая тишина. Учителя переглядывались. Гася Иосифовна тихим голосом сказала, обращаясь к ним: «Пробачьте» («Извините»). Лицо ее выражало растерянность и огорчение. Жестом тоненькой руки она усадила меня за парту. Дальше вызывала девочек-отличниц, которые отменно декламировали стихи Тычины и смягчили общую обстановку. Мальчишек больше не спрашивала, видимо, опасаясь новых проказ. Я понял, что в очередной раз перегнул палку. Мое сознание еще не до конца воспринимало степень риска за излишнюю болтливость и неосторожные высказывания в этот зловещий период. Даже дерзкий мальчишеский выпад в адрес высокопоставленного народного поэта мог обернуться непредсказуемыми последствиями.

На следующий день после моей выходки ко мне на большой перемене подошла Гася Иосифовна. Она не вспоминала вчерашний инцидент. Я навсегда запомнил ее слова, сказанные с каким-то тревожным теплом: «Будь осторожней. Думай, что говоришь. Не подводи своих близких. Я всех вас люблю, и меня очень беспокоит ваше будущее. Пусть грядущие беды обойдут вас стороной». Думаю, ее мудрость, житейский опыт и дар предвидения высветили мрачную картину надвигающихся событий ближайших лет.