Это все, однако, попутно. Приводит на Комсомольский проспект желание походить по его светлым и просторным магазинам, быть может, посидеть в одном из приглянувшихся кафе. Мчась по нему на машине, радуешься простору и бегло оглядываешь проносящееся мимо: века и здания.
Хитров рынок находился между нынешними Яузским бульваром и улицей Солянкой, известен своими ночлежными домами, в которых обитали представители московского «дна»
Дома, которыми начали обстраивать Комсомольский проспект, – дети своего времени и не все отвечают нашим изменившимся эстетическим представлениям, но стоят они достаточно просторно, чтобы можно было поставить между ними более современные. Кое-где прежняя застройка уже оживлена ими.
Но, как бы ни застраивали в будущем проспект, он не утратит своего сложившегося лица. От многих других новых магистралей столицы его отличает обилие воздуха и света: на Комсомольском проспекте легко дышится, и, когда выйдешь из павильона метро, непременно с удовольствием вдохнешь полной грудью и оглянешься – кругом светло, просторно…
Современный горожанин, подчас сам того не сознавая, ищет незагороженных пространств, он хочет проникнуть взглядом подальше, чтобы было над головой побольше неба и не томило чувство – тоже подсознательное – замкнутости в теснящих со всех сторон неразмыкающихся стенах. Мы все находим этому подтверждение после того, как снос нескольких домов по проезду Серова расширил площадь Дзержинского.
При всем разнобое высящейся по ее периметру застройки – тут и «делового» пошиба здание бывшего Страхового общества с пристроенным к нему впритык корпусом во вкусе тридцатых, пятно майолик на торце Политехнического музея – словом, вопиющее разностилье, – при всем этом раздвинувшиеся горизонты и открывшийся простор создают впечатление единства, цельности разнообразно оформленной площади. Она особенно выигрышно открывается пешеходам, выходящим на нее из-под горы, по проспекту Маркса: под куполом неба панорама с зеленью и далеко отступившими домами воспринимается как опушка леса за полями.
Порадовала москвичей недавняя реконструкция площади у Никитских ворот. Им словно подарили, открыв для обозрения, новый памятник архитектуры выдающегося значения. До того загороженный рядовой застройкой, храм Большого Вознесения, теперь видный издалека, невольно привлекает соразмерностью пропорций и лаконичностью линий: все просто и строго в этом отличном образчике классического стиля. Строитель его – несомненно, первоклассный архитектор – не мог бы пожелать лучшего обрамления: обсаженный березами газон, куда сводят ступени широкой каменной лестницы и раздвинувшиеся нейтральным фоном фасады невысоких окружающих домов.
Напротив, через улицу и отступя от нее, за зеленой лужайкой показался загороженный прежде куполишко одноглавой церквушки, очень ветхой, наполовину вросшей в землю, облепленной позднейшими пристройками и с остатками колокольни подле нее. До реконструкции прохожие не могли и заподозрить о ее существовании. Между тем церковка Федора Студита стоит тут без малого четыреста лет и считается ценнейшим памятником архитектуры Москвы!
Начав с прогулки по «новым стогнам» Москвы, я не заметил, как очутился в ее старом центре, куда меня привели современные магистрали и реконструированные площади… Но где бы я ни был, неизменным сохранялось ощущение, что находишься ты в привычной обстановке: я всюду видел свое, понятное – и в памятнике прошлого, и в улице, рассказавшей об исторических событиях, и месте, воскрешающем отрадные и тяжелые переживания народа, и в размахе современных архитектурных планов, в исконной тяге к слиянию архитектуры с живой природой, в умении ждать и устремленно подготавливать рамки жизни будущих поколений… Я отыскивал присущие только нашей древней столице черты. Нет разницы – на Мосфильмовской ли ты улице или у Никитских ворот, если то, что открывается взору, идет к сердцу и говорит об одном: ты в Москве, в городе, воплощавшем во все века лучшие чаяния, самые окрыленные мечты народа…
В гостях у московских ямщиков
«Покажите мне народ, у которого бы больше было песен. Наша Украина звенит песнями. По Волге, от верховья до моря, по всей веренице влекущихся барж заливаются бурлацкие песни. Под песни рубятся из сосновых бревен избы по всей Руси. Под песни мечутся из рук в руки кирпичи, и как грибы вырастают города. Под песни баб пеленается, женится и хоронится русский человек».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу