Олег Волков - Москва дворянских гнезд. Красота и слава великого города, пережившего лихолетья

Сохранились документы, указывающие на то, что в 1805 году отпущенный к тому времени на волю двадцатитрехлетний Григорьев поступил на казенную службу, а до этого принимал участие в работах Жилярди-отца. Через три года молодого человека назначают помощником архитектора Воспитательного дома, затем он становится архитектором ряда городских больниц, находившихся в ведомстве императрицы Марии, в котором он прослужил многие годы совместно с Дементием Жилярди в должности его помощника – как-никак, заграничный диплом ставил того в преимущественное положение…

Григорьев принимал участие в строительстве самых выдающихся построек Жилярди – знаменитого Конного двора в усадьбе Голицыных Кузьминки, Опекунского совета на Солянке и других зданий. За Опекунский совет Григорьев был награжден золотой табакеркой и годовым окладом. Вполне обоснованно предположение, что Жилярди, в качестве непосредственного начальника Григорьева, подписывал ряд его самостоятельных проектов.

Опекунский совет на Солянке, построен в 1823 – 1826 годах

Прежде чем перейти к работам Григорьева, развернувшимся в основном после 1812 года, скажем, дабы больше не возвращаться к его биографии, что служил он успешно – с годами повышался в чинах, так что к концу жизни стал «статским советником и кавалером», то есть достиг на гражданской службе того, что бывший его владелец генерал Кретов заслужил на военной. Кстати, чин и ордена давали Григорьеву и его детям потомственное дворянство – он стал принадлежать тому же сословию, что и его прежний барин! Приобретя известность, Григорьев выполнил много частных заказов, участвовал во всяких строительных комиссиях и комитетах, познал при жизни и почет и признание, пользовался значительным достатком. Из записи в его расходной книжке известно, что им в 1828 году было уплачено четыре тысячи рублей за вольную сестры. Григорьев выстроил себе небольшой особняк, который и сейчас можно видеть на улице Мархлевского, но позднейшие перестройки делают его неузнаваемым. Не осталось и признаков известного по авторскому чертежу типично «григорьевского» фасада, уравновешенного и тактично декорированного. В этом доме Григорьев и умер в 1868 году, на восемьдесят седьмом году жизни. Один из его сыновей сделался архитектором, другой – живописцем, причем отец руководил ими и, когда они стали взрослыми, давал советы, любил рекомендовать книги. Страстный рисовальщик, он и детям сумел внушить любовь к карандашу и кисти. После Григорьева остались книги, коллекция рисунков и эстампов, которые он собирал всю жизнь.

Листая старые монографии и труды по архитектуре, редко встретишь имя Григорьева. Оно почти не упоминается – его заслонила популярность Жилярди, Бове, других зодчих, создавших лицо послепожарной Москвы. Эти мастера по-своему усваивали и видоизменяли наследие екатерининского классицизма. Тогда, после Баженова и Казакова, стали складываться черты московского ампира, который по своему своеобразию справедливо выделяется в самостоятельный стиль. Быть может, нигде больше уклад жизни и характер жителей так не отразились на архитектурных формах, как в особняках и усадьбах Москвы и Подмосковья первой трети XIX века. Здесь почти не строили крупных дворцовых ансамблей петербургского типа, а более всего возводилось небольших уютных домов.

Именно тут полнее и совершеннее всего воплотилось дарование Афанасия Григорьева, тяготевшего к малым формам и камерности в архитектуре. Правда, известны проект и рисунки обширного дворца, построенного им для великого князя Михаила Павловича. Это давно исчезнувшее здание стояло на углу нынешней Метростроевской улицы и Крымской площади; о нем поныне напоминает уцелевший боковой флигель – двухэтажный корпус с полуциркульными окнами и тамбуром подъезда посередине, выходящий на улицу у самого виадука. Судя по «Архитектурному альбому 1832 года», дворец представлял собою здание с двумя симметричными крыльями, многоколонным портиком и высоким куполом. Над карнизом главного корпуса поставлена красивая скульптура, галереи соединяют его с боковыми флигелями. В целом дворец полностью воплощает классические традиции, и можно, пожалуй, говорить о том, что Григорьев, когда создавал его, испытывал на себе сильное влияние Казакова. Отмечу попутно, как удачно дворец был поставлен против Провиантских складов – оба ансамбля красиво обрамляли улицу.