В романе «В сторону Свана» Пруст описывает упивающегося собственной значимостью художника, который на вечере у мадам Вердюрен поносит другого живописца. «Вы ни за что не определите, – объявляет он, – чем это сделано: клеем, мылом, сургучом, солнечным светом, хлебным мякишем или дерьмом!» [30]Злопыхательствующий художник хотел сказать, что дерьмо – самый странный и невероятный художественный материал на свете, но не прошло и ста лет, и дерьмо как средство выражения сделалось неотъемлемой составляющей модернистского канона.
Все началось с Пьеро Манцони. В его творчестве был период, когда он помещал собственные экскременты в жестяную банку и, снабдив соответствующими этикетками, представлял эти вместилища на выставках. Большинство коллекционеров верили, что в банке содержится именно то, что значится на этикетке, хотя можно вообразить, что ритуальное вскрытие банки, чем-то напоминающее откупоривание бесценной бутылки «Шато Латур» 1965 года, явилось бы ни с чем не сравнимым эстетическим наслаждением, одновременно апофеозом предмета искусства и его разрушением. По слухам, в каком-то музее сотрудники вскрыли одну банку в целях проверки сохранности содержимого и, к своей немалой печали, обнаружили, что она пуста. Кстати, интересная концепция: получается, что экскременты художника – это одновременно реликвия, предмет поклонения творческого интеллекта и «прикол», подвергающий субверсивному прочтению художественные принципы: скверную картину принято именовать «дерьмом».
Идеальное воплощение реликвии, «плоть художника»: консервированные экскременты Пьеро Манцони (Пьеро Манцони. Merda d’artista. Жестяная банка, бумага, печать. 1961)
Потом пришла очередь «Картин, написанных мочой» Энди Уорхола. Винсент Фримонт, присутствовавший при осуществлении замысла, так отзывался о процессе их создания: «Он накладывал на холст слой металлической краски, либо золотой, либо медной. Потом он предлагал Ронни Катроуну, Виктору Гюго и другим, в том числе нескольким женщинам, по очереди пройти в заднюю комнату и пописать на картину в соответствии с его указаниями». Эту субстанцию наносили на холст с помощью губки. Иногда художник обогащал творческий процесс некоторыми нюансами: 28 июня 1977 года Уорхол делает запись, что «просил Ронни не мочиться утром, когда проснется, а потерпеть до мастерской, он же принимает много витамина В, так что от его мочи цвет картины будет просто загляденье».
Потом заявил о себе Крис Офили. Он выполнял картины в технике коллажа, используя слоновий навоз, и тем самым «расцвечивал» их поверхность, особенно в цикле «Капитан Шит». Кроме того, он иногда устанавливал картины на куче слоновьего навоза, поясняя, что «таким образом поднимает их над обыденностью и вселяет в них чувство, что они рождены землей, а не просто повешены на стенку».
А еще Лю Вей. Его «Несварение желудка II», скульптура в смешанной технике, представляет массивную – 83 × 214 × 89 см – какашку, выполненную в 2003–2004 годах с пугающим реализмом. Чарльз Саатчи, ее нынешний владелец, говорит: «Мне кажется, автор и не предполагал, что публика, глядя на огромную какашку, будет испытывать ощущение психологического уюта. Он же не дизайнер интерьера».
Картины, изображающие слова, – лишь один из многих примеров того, как современное искусство исследует феномен пошлости и даже прославляет его. Типичный объект Ричарда Принса, под названием «Домохозяйка и бакалейщик», представляет собою холст с семью строками, написанными акриловыми красками:
Домохозяйка выбрала три маленьких помидорчика, и бакалейщик назвал ей цену: семьдесят пять центов.
– Что?! – воскликнула она. – Семьдесят пять центов за эти крохотные помидорчики? Возьмите и засуньте их себе знаете куда!
– Увы, не могу, – печально ответил бакалейщик. – Там уже огурец за девяносто пять центов.
Анекдот, конечно, не самый смешной; кто-то из публики наверняка слышал его и раньше. Но это не важно. Неужели известность легенды о Диане и Актеоне помешала бы Тициану и Рубенсу писать картины на этот сюжет? Но зачем Принсу понадобилось придавать этому глуповатому анекдоту статус произведения искусства? Один современный критик объясняет: «Приземленные, вульгарные и смешные, эти безвкусные „гэги“ бросали вызов популярным тогда псевдоэкспрессионистским картинам». Значит, Принс борется с высоколобым эстетством, намеренно предлагая вниманию публики пошлость. Повинуясь тому же порыву, Марсель Дюшан в знак протеста против академизма выставил «Фонтан» – писсуар, свой первый реди-мейд. Эти группы слов: избитые фразы, рекламные слоганы, шутки, преподносимые публике как картины, – вербальные реди-мейды, «найденные случайно» и представляемые в отрыве от их зачастую банальной исходной функции, приукрашенные и объявленные произведениями искусства. Привлекательность они обретают только благодаря контрасту: с одной стороны, зритель осознает заурядность и даже пошлость этих слов в их изначальной функции, с другой – удивляется величественности этих произведений искусства в залах музеев.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу