Дмитрий Шерих - Улица Марата и окрестности

Имя генерала от инфантерии Генриха Леера вошло не столько в летопись войн, сколько в летопись военной науки. Деникин вспоминал, что Генрих Антонович пользовался «заслуженной мировой известностью в области стратегии и философии войны». Был Леер и в числе тех, кто обучал наследника Николая Александровича (будущего Николая II): читал цесаревичу курс истории войн и стратегии...

Генрих Леер и поселился в доме № 57 по Николаевской улице, в доме своего коллеги. Довелось ему прожить здесь не очень много: он находился уже на самом склоне лет и скончался за год до начала первой русской революции.

А вот на долю Вениамина Баскакова выпало еще многое – и революции, и участие в белом движении, и эмиграция. Умер он в Белграде в год начала Великой Отечественной войны.

А еще год спустя дом № 57 попал на страницы массовой печати. Летом блокадного 1942-го «Ленинградская правда» писала о наведении порядка в городских домах, и дом № 57 оказался в этом смысле вполне примерным.

«Домохозяйство № 307 (ул. Марата, 57) долгое время было запущенным. Многие квартиры пришли в антисанитарное состояние. Двор превратился в свалку...

Весною управхозом назначили домохозяйку СЕ. Пинскую, и дело пошло по-иному... За короткий срок квартиры были приведены в порядок, двор очищен от грязи и мусора. Сейчас в доме работают водопровод, канализация».

Может быть, кому-то это покажется мелочью. Но для блокадного времени это была совсем не мелочь.

История дома № 59 по улице Марата скупа. Построен он был академиком архитектуры Николаем Петровичем Васиным – тем самым, что возвел собственный пышный «псевдорусский» дом на углу Толмазова переулка (ныне переулок Крылова) и площади Александринского театра. «Шедевр» Басина нанес непоправимый ущерб ансамблю, задуманному великим Карлом Росси.

На Николаевской улице, впрочем, басинская архитектура выглядит вполне уместно.

Дом № 59 долгое время принадлежал купцу Василию Григорьевичу Баскову, а затем его потомкам. Этот торговец фруктами, кофе, чаем и вином нам уже знаком: одно из его заведений помещалось в доме № 46, на углу Свечного переулка.

И снова Васин: дом № 61 по Николаевской построен тоже им. Это очередные купеческие хоромы на нашем пути – и владели зданием люди торговые, да и среди обитателей его были купцы. Много лет прожил тут, например, известный купец, владелец банкирской конторы Федор Арсеньевич Круглов.

Но самый известный из обитателей дома № 61 к торговым делам отношения не имел. Имя его подсказывает Антон Павлович Чехов, словно сопровождающий нас в этой прогулке. Вот из чеховского письма, отправленного в августе 1896 года: «Неистовый Игнациус, я уже писал тебе на Николаевскую 61. Сегодня получил твое письмо с новым адресом. Merci...».

Дом № 59

Неистовый Игнациус – это Игнатий Потапенко, весьма популярный в те времена беллетрист и драматург. Он был человеком общительным и жизнерадостным. Чехов называл его в начале знакомства «богом скуки», но потом писал Суворину: «Он легкомысленный и нудный хохол, но, кажется, не лгун. Выражение "бог скуки" беру назад... Не говоря уж об остальном прочем, Потапенко очень мило поет и играет на скрипке. Мне с ним было очень нескучно...».

Хорошее дополнение к этим словам – отзыв о Потапенко Владимира Ивановича Немировича-Данченко: «Он был очень общителен, обладал на редкость приятным, метким, трезвым умом, заражал и радовал постоянным оптимизмом. Очень недурно пел. Писал много, быстро; оценивал то, что писал, невысоко, сам острил над своими произведениями. Жил расточительно, был искренен, прост, слабоволен; к Чехову относился любовно и с полным признанием его преимущества. Женщины его очень любили. Больше всего потому, что он сам любил их и – главное – умел любить».

Дом № 61

Дружба Чехова с Потапенко продолжалась много лет. Ей не помещала даже история с Ликой Мизиновой, которая вполне могла бы развести писателей по разным углам.

Знатоки чеховской биографии знают имя этой девушки. Вот как описывает ее писательница Татьяна Щепкина-Куперник: «Лика была девушка необыкновенной красоты. Настоящая "Царевна-Лебедь" из русских сказок. Ее пепельные вьющиеся волосы, чудесные серые глаза под "соболиными" бровями, необычайная женственность и мягкость и неуловимое очарование в соединении с полным отсутствием ломанья и почти суровой простотой – делали ее обаятельной... На нее оборачивались на улице и засматривались в театре».