Сергей Глезеров - Удельная. Очерки истории

В сентябре 1917 года Бадмаева, в числе других представителей свергнутого «царского режима», арестовали и выслали из Петрограда. Несколько раз жизнь Бадмаева и его родных висела на волоске, однако в конце концов родных отпустили, а доктор в течение месяца находился в заключении в Свеаборгской крепости. В середине ноября 1917 года, уже после Октябрьской революции, от Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов пришел приказ о его освобождении и разрешении вернуться на родину.

Бадмаев вернулся на Поклонную гору, но жил дальше как на пороховой бочке. Несколько раз его арестовывали, грозили смертью.

«Центральная власть еще не утвердилась, – вспоминала Аида Петровна Гусева. – Одна группа арестовывала, другая освобождала. Появлялись и отряды вооруженных анархистов... Это были тяжелые сцены. В памяти сохранилось: отец, раскрыв руки, говорит бесстрашно: „Стреляйте!”, стоя буквально перед стволами винтовок, наведенных на него. Но руки, державшие оружие, опускались под его взглядом... Мне известно, что Петр Александрович получил официальное уведомление властей о том, что по желанию он может принять японское подданство – за него ходатайствовал японский посол – и с семьей выехать в Японию. Отец категорически отказался покинуть Россию»...

Благодаря архивным документам, обнаруженным Борисом Гусевым, можно представить себе, как и при каких обстоятельствах в 1919 году происходило выселение П.А. Бадмаева из его дома на Поклонной горе.

Начальник Особого дела 7-й армии сообщал, что «получил через своих осведомителей, что на Поклонной горе, в собственной даче живет известный тибетский врач Бадмаев – хороший друг бывшей царской семьи, Протопопова, Распутина... Во взводе, который стоит на даче, чуть ли не контрреволюционные настроения, и они всецело приписывают это влиянию Бадмаева.

Принимая во внимание все вышеизложенное, несмотря на то что Бадмаев – старик 108 лет, но довольно бодрый, а также особое устройство его дома в виде замка... я решил взять его под стражу».

Далее следует депеша комиссара Кудрина комиссару дивизиона: «Прошу вашего ходатайства о выселении доктора Бадмаева, проживающего на Поклонной горе, так как этот Бадмаев – чистый монархист, а монархисты не должны находиться при товарищах красноармейцах... Бадмаев говорит: „Если вы займете дачу, я взорву ее вместе с вами“, одним словом ведет полную пропаганду против Советской власти и имеет на красноармейцев самый монархический взгляд... Он раньше был доктор при придворне. Прошу удалить его».

14 июля 1919 года, согласно ордеру Особого отдела при 19-й стрелковой дивизии, у Бадмаева в доме на Поклонной горе провели обыск. «При обыске ничего существенного найдено не было, – значилось в документе, – и взято несколько фотографических карточек и карта северо-западного фронта с нанесенными пометками красносиним карандашом. Гражданин Бадмаев П.А. определенно заявил, что он – монархист, поэтому он взят под стражу».

В постановлении Следственного отдела Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией от 18 июля 1919 года по делу об обвинении гр-на Бадмаева П.А. в противосоветской агитации значилось: «Бадмаев П.А. известный доктор, который пользовал почти всех князей и министров, по духу никогда не будет с нами, и благодаря своей популярности среди широких масс, может нимало принести вреда, необходимо направить его в лагерь в Москву, как заложника».

Как отмечает Борис Гусев, к делу был подшит и протокол допроса, сделанного накануне, 17 июля 1919 года, а также расписка П.А. Бадмаева: «Я, врач тибето-монгольской медицины, Бадмаев П.А., при вселении в мою дачу 2-й батареи отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона не говорил слов: ,Что если вы займете дачу, я взорву ее вместе с вами“. Пропаганды против советской власти не вел». Тем не менее Бадмаева отправили как заложника в Чесменский лагерь, находившийся в бывшей Чесменской богадельне.

Документ о конфискации дачи П.А. Бадмаева на Поклонной горе. 1919 г.

Как указывалось в постановлении – «до окончания Гражданской войны».

«В 1919 году дед, находясь в заключении в Чесменском лагере, дал пощечину коменданту лагеря за то, что тот посмел обратиться к нему грубо и на „ты“, – отмечал Борис Сергеевич Гусев. – Комендант отправил деда на двое суток в карцер – в каменный мешок, где только можно было стоять по щиколотку в ледяной воде. После этого Петр Александрович впервые заболел тифом, который свирепствовал в лагере. Потом его положили в тюремный лазарет, и бабушка выхлопотала право быть при нем. Ей разрешили. Но верный себе Петр Александрович потребовал, чтобы в часы приема больных она ехала на Литейный, 16, где находилась приемная, и вела прием».