Алексей Рогачев - Москва. Великие стройки социализма

Старые архитектурные кадры обладали и еще одним неприятным качеством – неумением работать в коллективе. В дореволюционной Москве архитектор, которому посчастливилось получить солидный заказ, набирал себе временный штат из менее удачливых коллег, распределял между ними роли (этому – план, тому – фасад), после чего ставил на изготовленных чертежах свою подпись и отправлялся с ними в городскую управу – на утверждение. А поскольку подобное проектирование занимало всего пару-тройку месяцев, совместная работа оказывалась кратковременной и не имела дальнейшей перспективы. Более или менее постоянные коллективы складывались лишь на сооружении самых крупных зданий, например Казанского вокзала.

Следствием такой организации проектной работы стала выработавшаяся у маститых архитекторов привычка рассматривать своих подчиненных отнюдь не в качестве соавторов, а лишь как наемную рабочую силу – вне зависимости от реального вклада последних в проект. Такой подход к совместному творчеству никак не способствовал укреплению взаимопонимания и налаживанию сотрудничества. Долго зревшее недовольство повадками архитектурного руководства прорвалось лишь во второй половине 1930-х годов чередой громких скандалов, связанных со строительством крупных московских зданий.

Правда, был период, когда казалось, что зодчие правильно поняли вставшие перед ними задачи. Ряд молодых специалистов, называвших себя конструктивистами, в противовес учениям фасадного прошлого призывали исходить от функции, назначения, конструкции здания. Предполагалось, что правильно спроектированное, удобное в пользовании сооружение будет красивым само по себе и не потребует дополнительных украшений фасадов и интерьеров. Такой разумный подход отвечал как общей политике советской власти, направленной на создание удобного и здорового жилья, так и тяжелой экономической ситуации, не позволявшей выбрасывать средства на чисто декоративные архитектурные детали.

Но в стремлении захватить все командные архитектурные высоты конструктивисты перегнули палку. Пришли к отрицанию любого декора – даже там, где он был уместен для придания торжественности, подчеркивания значения здания, повышения разнообразия застройки. С одной стороны, это привлекало не слишком талантливых зодчих, получивших возможность ставить в новых городах вереницы скучных серых домов, а с другой – вошло в резкое противоречие со взглядами старшего архитектурного поколения, видевшего свое призвание в обработке фасадов «в стилях» и ничего больше не умевших.

Лучшим способом замаскировать ограниченность собственных воззрений на архитектуру и с той и с другой стороны служили громкие заявления о «творческих принципах», строгое соблюдение которых заставляло того или иного корифея проектировать обязательно в стиле «возрождения», «русского классицизма», «ар-деко» или, напротив, плодить одни скучные «конструктивистские» коробки.

Творческие манифесты с изложением принципов преподносились с таким апломбом, с такой уверенностью в своей непогрешимости, что произошло нечто парадоксальное: так называемая широкая архитектурная общественность почти поголовно уверовала в то, что старания вставить ренессансные мотивы в любое проектируемое сооружение – от жилого дома до коровника – или, напротив, оставить все проектируемые здания, даже дворцы, без единого карниза, наличника, колонны – в самом деле является важнейшим достоинством зодчего, свидетельствует о его «творческой принципиальности».

Элементарное соображение, что архитектурные стили должны применяться там, где они уместны, где диктуются функциями сооружения или его окружением, почему-то никому в голову не приходило. Наоборот, немногочисленные зодчие, с одинаковым успехом работавшие в самых разных стилях, подвергались ожесточенной критике. Громкие споры об архитектурных принципах послужили средством для саморекламы тем зодчим, которые сами ничего реального не проектировали.

В ожидании весомых плодов творческих дискуссий руководство ВКП(б) и советское правительство шли навстречу всем пожеланиям «архитектурной общественности». Апофеозом этого стало создание специальной Академии архитектуры. Начался выпуск многочисленных архитектурных периодических изданий, как центральных, так и локальных, служивших рупором дискутирующих.

И в ходе длительных, зачастую скандальных дискуссий архитекторы выбрали свой путь – но не тот, которого от них ожидали страна и народ, а тот, который был выгоден в первую очередь самим проектировщикам. С упорством, достойным лучшего применения, они принялись обвешивать свои творения многочисленными пышными, дорогостоящими декоративными деталями, позаимствованными из арсенала архитектурных стилей прошлого. Против бездумного украшательства нашли смелость протестовать лишь немногие члены сообщества зодчих, но их голос не был услышан.