Эльдар Ахадов - Сказки. Том 3

Прибежал тут к ним как–то мух перепончатый. Уж как он добрался — никто не видел, и шепчет мух страшным голосом: «Берегитесь, слоны! Берегитесь! Ох, нехорошее что–то будет!»

А слоновая мышь на дерево забралась, с ветки свесилась и зреет. Весь день она зрела, а ночью, когда луна поднялась над водой, и ветерок подул, вдруг разлетелась во все стороны. Поднялась она тучей над озёрами да как прыгнет на всех мышиных слонов сразу! Такой переполох начался: вы бы видели! Слоны визжат, отбиваются. А мышь хохочет не по–доброму и не отпускает бедненьких слоников, не даёт им в траве укрыться или под воду нырнуть. Хорошо, что ёжик шестикрылый мимо проходил. Он–то и спас мышиных слонов. Повернулся ёжик к слоновьей мыши спиной и давай её своими хвостами шлёпать. Отшлёпал он проказницу и дальше потрынькал. Пока слоновая мышь отвлекалась на ёжика, все мышиные слоны поразлетелись и сидят по кусточкам, не пикнут даже…

Угомонилась слоновая мышь, спать улеглась в дремучих кустах, а глазом–то по сторонам всё равно иногда зыркает. Для порядка. А слоны мышиные не очень–то и испугались: полчаса не прошло, как они опять закрякали в разных местах. Но, уже, конечно, потише. После одиннадцати часов ведь громко–то и нельзя. Спят же все.

Вон, даже мух перепончатый, и тот — похрапывает в своём логове. И даже шестикрылые ёжики — собрались возле книжки, сказки на ночь читают. А как дослушают до конца, сразу глазки закроют и полетят сон догонять, в котором про восьмой день ещё много чего интересного увидеть можно. Айда, и мы с тобой за ёжиками скорей–скорей…

К восьмому дню недели заколосилась слоновая мышь. Раздольно, широко пошла! Слоны мышиные жужжат над ней, так и радуются: «Ку–вырк! Ку–вырк!» Взошла мышь слоновая над полями да над лесами. Да и над горами взошла бы она, то есть почти уже.

Но как раз тут вжикнуло что–то по–над ухом её островерхим, закоулистым, — будто эхо осеннее разнеслось, подзинькивая. И заненастилось. И кругом пошло, по древесам небесным растекаясь. Заколготились в мышиной головушке мысли странные, непонятные. Совестью запахло вокруг — о делах её прежних, неправедных…

Спешились мышиные слоны, по углам распряглись и хлынули, забурлили возле мыши–то слоновой. А та уже едва вздрагивает: по бочинам ажно свистунчики кудрявятся. Прыгают свистунчики, шебуршат ножонками, мышь родную щекочут.

Захохотала сова пучеглазая, по кусточкам проламываясь, к мыши слоновой подбираючись: трёх или даже четырёх мышиных слонов, не глядя, насмерть почти затоптала пока добрела. Вот уж и впрямь верно говорят: охота пуще неволи! Запыхалась, дышит тяжело, а от своего не отступает. «Ну, что, слоновая? Доигралася?» — говорит ей пучеглазое чудище, а само лает озорно так.

Закручинилась мышь слоновая. А куда деваться–то? И полезла она сама прямо в пасть чудищу лесному ненасытному. Идёт она, идёт по пасти–то, углубляется. А там темнотища несусветная, не прибрано толком. Она и запнулась с размаху да как грохнется! Хорошо, что на мягкое шлёпнулась, а то бы беды не миновать. Зашевелилось мягкое–то под ней и как откинет её назад. Чихнула сова пучеглазая не знамо с чего: инда мышь слоновая наружу вылетела. А совища–то языком еле ворочает: оно и не мудрено, когда такая громадина посередь языка шлёпнется.

Подлетели слонишки к мышеньке, зачирикали наперебой: гляди, мол, прежде ты нас терзала, тиранила, а теперь вот тебе, матушка, досталося.

Ай–яй–яй! А ещё с хоботом, с ушами!.. Нехорошо–то как над чужой напастью смеяться…

Сова пучеглазая оклемалась маленько, помыкалась да и утекла куда–то не солоно хлебавши. Так и не поняла, видать, что стряслось с её агромадной пастью: первый раз та её подвела, от живой пищи сама отказалась. Вот ведь что может случиться с теми, кто прибираться не любит.

А слоновая мышь в себя долго ещё приходила. Постоит, постоит и опять присядет ошеломлённая. Стыдно ей стало за себя! Никогда стыдно не было, а тут — нате: видать, за всю прежнюю жизнь стыд в ней накапливался, и вот — как прорвало его.

Разнеслась мышь слоновая во все края, по всем путям–дорожкам. А потом опять собралась в одном месте и как давай сразу со всеми слонами мышиными дружить! Те поначалу загоготали, закрякали с перепугу, ну, а потом — ничего, привыкли даже, дружат себе со слоновой–то мышью. А куда деваться? И мир кругом, и покой не тронут, и день никак не кончается — особенный день, восьмой.