Иоганн Музеус - Сказка про трёх сестёр

– Ты, храбрец, зачем тревожишь мои воздушные просторы своими соколиными забавами? Дерзость свою ты должен искупить только ценою жизни!

Граф, слушая эту птичью речь, быстро просёк, что за приключение предстоит ему пережить. Он перевёл дух и сказал:

– Успокойтесь, господин Орёл! Что я вам плохого сделал? Мой сокол с лихвой искупил мою вину, я его уступаю вам, утолите же ваш ненасытный аппетит.

– Нет, – возразил орёл, – мне хочется сегодня как раз свежей человечины, а ты, как я погляжу, жирный корм.

– Пардон, господин Орёл! – закричал в смертельном страхе граф, – требуйте что угодно от меня, я всё отдам, только пощадите мою жизнь!

– Пожалуй, ладно, – согласилась кровожадная птица, – ловлю тебя на слове. У тебя есть ещё две очаровательные дочери, а мне нужна подруга. Обещай, что отдашь мне в жёны Адельхайду, и я отпускаю тебя на все четыре стороны и выкупаю её за две меры золота, по центнеру каждая. Через семь недель заберу я свою возлюбленную к себе в гнёздышко.

С этими словами взлетел пернатый деспот в заоблачную высь и исчез из виду.

В нужде можно сделать товар из всего. Так как батюшка увидел, что торговля дочерьми продвигается успешно, он примирился с потерей оных. На этот раз домой он вернулся в приподнятом настроении и тщательно скрыл своё приключение, частью из-за того, чтобы не травмировать преждевременно сердце любимого чада. Для видимости только погоревал он из-за утраты сокола, который якобы просто улетел, покинув заботливого хозяина.

Фройляйн Адельхайда была пряхой на зависть всей округе. Она слыла ещё искусной ткачихой и как раз отрезала от станка кусок добротного льняного полотна, тонкого, как батист, чтобы отбелить его на свежей лужайке недалеко от замка. Шесть недель и шесть дней прошли вне всяких подозрений за судьбу прекрасной пряхи.

С приближением срока нашествия деспота граф становился всё более удручённым. Исподволь, как бы невзначай, намекал он о приближавшемся событии – то когда рассказывал какой-нибудь тревожный сон, то когда Вульфильду приводил на память, про которую вроде бы никто в доме уже не вспоминал. Адельхайда была весёлого и беззаботного нрава и приняла страдания отца за блажь.

С наступлением злополучного дня выскочила она беспечно за ворота на свою лужайку, расстелила полотно, чтоб оно пропиталось утренней росой и холст хорошо отбелился на солнце. Как только она это всё сделала и оглядела со всех сторон работу, глядь – великолепное шествие рыцарей и оруженосцев рысью движется в её сторону. Она ещё не успела привести себя с утра в порядок, потому укрылась за кустом диких роз, который стоял в это время в самом цвету, и стала жадно следить за роскошной кавалькадой. Самый прекрасный рыцарь, молодой стройный человек в шлеме с поднятым забралом подъехал к кусту и заговорил мягким голосом:

– Ах, не прячься, моя возлюбленная! Я вижу тебя! Скорее садись со мной на моего коня. Ты прекрасна, как невеста орла!

Незнакомый всадник несказанно понравился Адельхайде, но примесь слов «невеста орла» заставила похолодеть кровь в её жилах, сознание и рассудок её пошатнулись, и она опустилась на траву, а очнулась уже на руках милого избранника, когда шествие возвращалось к лесу.

В это время матушка готовила завтрак и, когда Адельхайда не явилась к нему, послала младшую дочь на улицу, посмотреть, где та пропадает. Берта – так звали младшую из трёх сестёр – ушла и долго не возвращалась. Мать заподозрила неладное и решила сама посмотреть, где дочери так долго задерживаются. Она ушла и тоже куда-то запропастилась. Отец понял, что происходит, сердце в его груди учащённо заколотилось, он прошёл до лужайки, где жена и дочь всё ещё искали Адельхайду и в тревоге звали её по имени. Он так же, насколько хватило сил, напряг голос, и скоро стало ясно, что все поиски и оклики тщетны. Тут, проходя мимо розового куста, он заметил что-то блестящее и, когда хорошенько присмотрелся, обнаружил два золотых яйца, каждое по центнеру весом. Теперь он не мог утаивать от жены неизбежность злоключений второй дочери.

– Гнусный христопродавец! – воскликнула его жена. – О Господи, душегуб, ты что, кровь и плоть свою жертвуешь Молоху [3] Молох ( евр . «царь») – одно из названий Ваала у финикиян и аммонитян; ему приносились человеческие жертвы. за какую-то мерзкую выгоду?!

Граф, обычно чуждый высокопарности, сейчас не жалел себя, оправдываясь, юля и красноречиво описывая нависшую над его жизнью опасность. Но безутешная мать его дочерей не прекращала кидать ему самые горькие упрёки. Поэтому он выбрал самый великодушный способ положить конец словопрениям – он замолчал и дал даме вволю высказаться, безмятежно катая перед собой золотые яйца и прикидывая, в какое безопасное место их пристроить.