Оксана Панова - Страна Молчания

– Ишь ты, заступник нашёлся! Вот только подойди ко мне, попроси чего-нибудь! И гулять с тобой не пойду! Вон к любимице своей обращайся.

Собака опустила голову на лапы и прикрыла глаза.

– Игнорируешь? И ты туда же, – мужчина, шаркая тапками, ушёл в спальню, и оттуда ещё долго раздавалось недовольное брюзжание.

Женщина наклонилась к Коржику – маленькой, милой таксе – и погладила по голове. Тот тут же соскочил и, слабо тявкнув, лизнул щёку.

– Гулять зовёшь? Ну, неси поводок. Пойдём тебе корм покупать.

В магазине, кроме корма, она прихватила ещё сливки и печенье к чаю, а заодно любимые тыквенные семечки. Дома грызть семечки не разрешал муж, без устали напоминая, что это никчёмная и вредная привычка. Присев у подъезда на скамейку, она раскрыла пакетик. Тут же, откуда ни возьмись, слетелись голуби.

«Как чуют своё лакомство!» – подумала женщина и, вынимая одну семечку за другой, кидала воркующим птицам. При этом придирчиво следила, чтобы каждому досталось поровну.

Необычный голубь, красивого серебряного окраса, привлек внимание. Вёл он себя отстранённо, в гущу не лез, а стоял в стороне и чистил клювом пёрышки. Она бросила в его сторону несколько семечек, но голубь не успел к ним даже подлететь, другие птицы оказались проворнее.

– Ах вы негодники, наелись ведь, так дайте другим! Кыш! – и энергично замахала руками.

Голуби испуганно разлетелись в разные стороны. Серебряная птичка осталась на том же месте и улетать не спешила. Женщина вытряхнула из пакетика последние семечки на асфальт. И оторопела от удивления! Голубь, не склевав ни одного, взял в клюв зёрнышко, и, вспорхнув, опустился ей на ладонь. Оставив его, голубь улетел.

Проводив его взглядом, она ахнула – тыквенная семечка превратилась в драгоценный агат!

– Такого не может быть! Это чей-то фокус! А голубь, возможно, из цирка! – она покрутила головой, но птицы и след простыл.

На асфальте остались лежать два маленьких серебряных перышка.

Борька, не останавливаясь, строчил огрызком карандаша, а тот продолжал неумолимо уменьшаться. «Отчего же вдалеке обида сильна и велика? – писал он. – Но ты пытаешься всех убедить, будто её нет. А увидел маму, и обида просто сдулась, как воздушный шарик. Значит, «обида» – это не просто слово. Оно имеет форму, размер и обладает силой убеждения, а значит, оно живое! Я должен повелевать обидой, а не она мной!»

Он нарисовал огромный черный вулкан с извергающейся лавой, будто это не воронка, а искаженный злостью рот, а лава – гадкие, режущие слух слова, сметающие всё живое на своем пути! Рядом с вулканом пририсовал вихрастого мальчика с дирижерской палочкой. В конце, где необходимо было указать свои действия, размашисто написал: «Хочу простить» и поставил жирный восклицательный знак. Выбрал алого цвета самозапечатывающийся конверт и выскочил из комнаты.

Влетев в самую последнюю минуту в Лучистый кабинет, он с надеждой протянул конверт Заботушке. Ангелик, нахмурившись, показал на потолок. Там короткий солнечный луч указывал на цифру «два», а длинный луч вот-вот должен присоединиться к цифре «двенадцать».

– Ну, ещё одна минута! Я ведь не опоздал! – вскричал он.

И это было последним, что он успел сказать. Кабинет превратился в сияющий тёплый шар. Он стоял в самом центре шара, и ласковые лучи приятно обволакивали его. «Радоваться особо нечему», – понимал Борька. Он не раз проходил через этот хитрый приём Ангеликов. Или он сейчас окажется перед Магом, или… на сей раз пронесёт. Зажмурив глаза, шептал лишь одно:

– Пожалуйста, ну пожалуйста…

Мальчишка осторожно приоткрыл один глаз, затем второй. Убедившись, что так и остался в кабинете, а Умора и Заботушка «испарились», Борька, радостно вскрикнув, ринулся прочь.

Есть хотелось жутко, живот призывно урчал, и ноги сами собой несли к озеру, где располагалось кафе со смешным названием «Нямка». Это дома он мог перехватывать на ходу, пока родители на работе. Контролировать некому. А тут есть нужно вовремя, правильно и с удовольствием. И никто с тобой не церемонится.

Когда Борька перенёсся неожиданным образом в Волшебную страну, он и представить не мог, что его ожидает! Всю первую неделю его окружали Ангелики: Заботушка и Печалька. Терпеливо выслушивали каждодневные излияния его души на ужасную, как он тогда предполагал, жизнь дома. Хотелось реветь, и он не стеснялся своих чувств. Печалька и Заботушка плакали вместе с ним. К вечеру он еле доходил до кровати, падал не раздеваясь как подкошенный и тут же засыпал.