Юрий Арбеков - Рыжик-мореплаватель / Ginger, the sailor

– Ты думаешь?

– Посчитай, сколько миль мы прошли…

– Да… Воробьи далеко не летают.

– Потонет бедолага!

– Жалко. Весёлый воробьишка.

– А рыжий, как солнышко!

Почистив мятые пёрышки, воробей чирикнул на прощание – и взлетел! Холодный осенний ветер оказался встречным и швырял бедняжку, как сорванный с ветки кленовый листок. Низкие серые тучи несли с собой влагу и вскоре вымочили Рыжика до пёрышка.

Чем дальше он летел, тем ниже и ниже опускался к морю, а оно словно поджидало свою добычу, бросало навстречу воробьишке холодные брызги, тянулось к нему пенными ладонями волн.

В довершение ко всему чья-то чёрная тень мелькнула среди туч, и Рыжику припомнился рассказ знакомой ласточки о страшных буревестниках, которые не щадят пернатую мелюзгу… Что делать?! Он кувыркнулся в воздухе и увидел корму уходящего судна.

Бедный Рыжик понял, что погибает. Его или клюнет сейчас буревестник, или собьёт морская волна, или судно, на котором он только что плыл, уйдёт от него навсегда. Пусть там чёрная страшная собака и суровые морские разбойники с серьгами в ушах, но это всё-таки лучше, чем холодная вода и хищная рыба, которая тебя проглотит.

Собрав последние силёнки, Рыжик быстро – быстро замахал крылышками и полетел вслед за кораблём. Бедное птичье сердечко вырывалось из груди, маленькое тельце налилось свинцовой тяжестью, ясный свет стал меркнуть в глазах, когда воробьишка догнал-таки судно и упал на корму без чувств.

Моряки обступили беднягу.

– Обессилел братишка…

– Но живой, чертеняка! Дышит.

– Воробьи – они живучие.

– А всё же надо бы его в лазарет.

Принесли коробку из-под обуви, постелили в неё чистую тряпку и положили Рыжика. Коробку поставили в укромное место на палубе.

– А может, в каюту его? Как бы снова не улетел.

– Не надо, братцы, – сказал Серьга. – Воробей – птица свободная. Пусть живёт, где хочет. А не понравится – вольному воля.

Рыжик оклемался и первым делом стал искать себе пристанище. На большом торговом судне всегда найдётся укромный уголок. Наш герой облюбовал себе местечко на корме, под навесом. Туго натянутый тросик в мизинец толщиной стал ему нашестом.

Моряки одобрили его выбор и сюда же, под навес, поставили «столовый прибор» – коробку с кормом и миску с пресной водой.

Но никакой комфорт не мог изменить характера задиристого воробья. Он грозно шипел и ругался на каждого, кто к нему приближался, а больше других доставалось добродушной Чанге. Рыжик искренне считал, что собака хотела его съесть, и не забывал ей об этом напомнить:

– Что? Не вышло? Не вышло? – чирикал он с мачты. – Чуч-чело! Чуч-чело! Чтобы тебя блохи съели, чумазую!

Чанга помахивала пышным хвостом в знак своего дружеского расположения, но Рыжик никогда прежде не дружил с собаками и не понимал, что его приглашают повеселиться.

Лишь приглашение к столу он очень хорошо понимал. Однажды увидел, как Чанга ест, и очень заинтересовался этим.

– Что это? Что это там у тебя, чучело? – чирикал воробьишка с высоты. – У, какая миска! Чтоб ты лопнула – по столько жрать!

Миска, действительно, была огромной, а густая похлёбка с костями казалась очень аппетитной.

Чанга деликатно отошла в сторону, улеглась на палубе и даже прикрыла глаза.

Рыжик огляделся по сторонам и опасности нигде не увидел. Он вспорхнул, завис над целью, как маленький вертолёт, и опустился на край необъятной миски. При этом он не спускал с собаки глаз, ежесекундно ожидая подвоха. Но Чанга была флегматичной и терпеливой, как все водолазы, – она и ухом не повела.

Воробей покосился на миску, особо отметив разваренные горошины и куски белого хлеба, размокшие в жирном бульоне. Готовый мгновенно вспорхнуть, Рыжик клюнул то и другое, отщипнул мяса с плохо обглоданной кости – и осмелел. Через минуту он уже прыгал по краю миски, выбирая из неё самое вкусное и время от времени даже чирикал:

– Вот чем кормят собак! Вот чем кормят! Чудесная жизнь у этой чёрной головёшки!

Матросы, наблюдая со стороны, прыскали от смеха.

Ещё через несколько дней Рыжик уже первым слетал к миске, когда её выносили из камбуза. Попрыгав по краю, склюнув самое вкусное, он взлетал на мачту; и только тогда к миске приближалась Чанга.

Моряки смеялись:

– Этот рыжий – как дежурный по камбузу: пока пробу не снимет, никто есть не садится.