Диана Джонс - Год грифона

— Отец, — сказал Лукин, — я хочу представить вам Ольгу, дочь Олафа. Мы собираемся пожениться, когда закончим университет.

Ольга посмотрела на Лукина с восхищением. Она не рассчитывала, что он осмелится вот так сразу взять быка за рога.

Король Лютер смотрел куда-то в небо, поверх головы Лукина.

— Кто это лазает там по крыше? — сказал он. — Студенты озорничают, видимо. Нет, Лукин. Об этом и речи быть не может. Я приехал, чтобы забрать тебя домой.

— Ваше величество, — прогудел Рёскин, — Ольга, дочь Олафа, очень богата! Ей принадлежит остров, на котором зарыт пиратский клад.

— Да, наверное... — растерянно подтвердила Ольга.

Король Лютер опустил свой мрачный лик и обнаружил физиономию Рёскина где-то на уровне пояса своего сына.

— А вы кто такой? — осведомился король.

— Рёскин, ваше величество, бывший житель Центральных пиков, а ныне — подданный вашего величества, — сообщил Рёскин и отвесил низкий поклон. Его влажные от пота косицы со стуком упали вниз. — Лукин мой хозяин, а я его раб. Он купил меня у кузнечных мастеров пару недель тому назад.

Тут король Лютер снизошел наконец до того, чтобы взглянуть сыну в лицо. И обнаружил, что волосы у Лукина мокрые и он явно очень устал, но тем не менее смотрит на него смело и прямо. И очень серьезно. Еще король заметил, что Ольга на диво хороша собой. Поначалу он было отнес Ольгу к разряду авантюристок, охотящихся за принцами, но увидев, как ее перемазанная грязью ладонь сжимает руку Лукина и как они с Лукином смотрят друг на друга, король эту мысль отбросил. И решил просто не обращать внимания.

— У нас в Лютерии рабов нет, — сказал он.

— Я как раз собирался у тебя спросить, — сказал Лукин. — Помнится, для того чтобы освободить раба, требуется королевский манифест?

— Да, возможно, — холодно ответил король Лютер. — Лукин, я привел для тебя коня...

— Надеюсь, — вмешался Рёскин настолько громогласно, насколько мог, — ваше величество не намерено отказать мне в лютерианском подданстве? Ведь я — один из тех немногих, кому известно, где в ваших недрах залегают золотые жилы.

— Какие такие жилы? — спросил король Лютер, невольно отвлекшись.

— Богатейшие! — беспечно прогремел Рёскин и затем понизил голос до того ушераздирающего шепота, которым он пользовался в библиотеке. — Видите ли, ваше величество, когда я во время последнего тура привез дань от наших пещер, я познакомился в Деркхольме с одним гномом по имени Дворкин, родом из тех пещер, что на границах Лютерии. Да ваше величество его, наверно, знает.

Король Лютер покачал головой, борясь с желанием заткнуть уши.

— Ну, они-то не подданные вашего величества, — уточнил Рёскин все тем же ужасным шепотом. — Так вот, этот Дворкин, он был один из младших предводителей и знал, о чем говорит. И он мне сказал, что в недрах Лютерии таятся самые богатые золотые жилы, что только есть на свете. Уж он так сокрушался, — добавил Рёскин, видя, с какой алчностью слушают его шестеро солдат Лютера, — потому что жилы эти залегают очень глубоко и пласт очень широкий, и они никак не могли за них взяться так, чтобы ваше величество не узнали. Ну, и он, конечно, понимал, что на самом-то деле все эти залежи принадлежат короне. А в тайне это сохранить никак было нельзя, потому как золота там столько, что и за сотню лет всего не выроешь. Но если ваше величество даст мне, как одному из ваших верных подданных, разрешение, я это золото отыщу. Я ведь гном, и волшебник к тому же, для меня это труда не составит. Ну, а Лукин, когда выучится на волшебника, сможет без труда рыть шахты.

Лукин как можно плотнее стиснул губы, чтобы не расхохотаться.

— Да уж, что-что, а дырки он делать умеет, — кисло согласился король Лютер.

— Ну, от этой-то напасти его тут уже исцелили, ваше величество, — сказал Рёскин, на этот раз своим обычным голосом. Король вздохнул с облегчением. — Теперь ему осталось выучиться делать дырки там, где это надо. На это у него уйдет еще года три, но после этого, ваше величество, он будет всецело к вашим услугам.

— При условии, что я смогу прежде жениться на Ольге, — вставил принц.

Король Лютер мрачно смерил взглядом сперва Лукина, потом Рёскина.

— А что, если я скажу «нет»?

— Тогда мне, очевидно, вместо богатого королевства достанется в наследство нищее, — ответил Лукин. — Не хотелось бы, конечно. Но мне еще больше не хочется поссориться с вами, отец.

Наступило продолжительное молчание. Король Лукин посмотрел на сына, потом на солдат, которые стояли по стойке «смирно» и так старательно делали вид, что ничего не слышали, что сделались похожи на рыб, и понял, что, если ничего не предпринять, вскоре вся Лютерия окажется изрыта шахтами вольных старателей. Единственным человеком, которому, казалось, нет дела до всего происходящего, была Изодель. Она стояла, будто во сне, и на губах у нее играла странная, счастливая улыбка.