Я сидел на треноге и разглядывал свои руки. Свои светло-синие руки…
Точно!
Как же я раньше об этом не подумал!
Принцесса сказала, что это теперь навсегда. Даже если я найду Стража и уговорю его вернуться домой, все равно все останется по-прежнему, на своих местах. И как же мне будет житься дома — таким синим снаружи и, главное, изнутри?
Очень плохо будет житься — вот как!
— Ты пожелал или нет? — нетерпеливо спросили Песочники из-под потолка.
— Пожелал! — выпалил я.
— Отлично. Сейчас я прочитаю заклЭнание, а потом ты озвучивай. Только громко и без запинки. А то мало ли что…
— Что?
— Да мало ли… — уклончиво ответили Песочники и стали читать заклЭнание:
Мубара и Арабум —
Тишина и громкий шум.
Арабум и Мубара —
Столб высокий и нора.
Мубара и Арабум —
Напряги немного ум.
Арабум и Мубара —
Все! Загадывай! Пора!
— Желаю, — крикнул я во все горло, — чтобы Мерзавчики стали обратно Принцами!
Я ужасно хотел стать снова розовым. Ужасно. Но ведь Принцам там, в морковном бассейне, было еще ужаснее, а желание было одно.
И только я так крикнул, все вокруг поплыло, закружилось и меня вместе с треногом подхватило волной и куда-то понесло.
Последнее, что я увидел, были мои Песочники.
Обмякшие, они валялись на полу и с гордостью мне улыбались.
И эта гордость, кажется, была за меня.
Глава 25
Квартира № 27 (моя)
Несло меня долго. Наверное, целую вечность, хотя я затрудняюсь сказать наверняка. Возможно, меня несло всего какую-то долю секунды. Но за эту долю — тут Песочники оказались правы — я успел о многом подумать.
Я думал, например, о том, какая красивая у меня мама и как сильно я ее люблю. Не за то, что она такая красивая, конечно. А за то, что… За то, что…
Да просто за то, что она мама моя. И даже теперь, спустя триста лет, она останется моей мамой, и мы еще с ней увидимся.
Может быть, не в Так и, может быть, не в Иначе, а в каком-нибудь другом месте. Но все равно я уверен, что мы с ней увидимся.
И тогда мы пойдем с ней гулять. Мы будем долго гулять по нашей аллее на проспекте Ленина и разговаривать.
Или нет. Лучше мы сядем пить чай. Точно!
На кухне! Все вместе!
Мама заварит не очень крепкий чай, как любим я и папа, застелет наш круглый стол белой скатертью, поставит вазочку с вареньем (которое она сама покупала), а еще — тарелку с пирожными картошка (или что-нибудь подобное, но только обязательно очень вкусное), и мы позовем папу.
И он, конечно, сразу прибежит, хлопнет в ладоши и скажет:
— Ну что? По чайку сбацаем?
И на это его «сбацаем» из комнаты придет Аделаида в песочниках и скажет что-нибудь, типа:
— Сладкое детям до года есть вредно!
Дайте мне лучше протертый суп с фрикадельками!
Но потом она все равно сядет с нами и станет есть сладкое — варенье, картошку — вместе со всеми. А Бабака (да, она тоже будет здесь)… А Бабака станет подливать нам в чашки горячий чай и рассказывать смешные истории про японскую контрразведку.
И мы все будем смеяться и держаться за руки, потому что мы всегда так делаем, когда сидим за нашим круглым столом. И пусть со стороны это покажется «ужасно мило», а нам плевать, и мы все равно будем делать, как захотим. Ведь мы же семья, и даже когда мы ссоримся или уезжаем в отпуск не всей семьей, то мы все равно — семья. Даже когда между нами триста лет, все равно!
Все равно!
Все равно!
— Все равно он опоздает, вот увидите! — я услышал папин голос.
Я так обрадовался!
Господи, как же я обрадовался!
Но это был не папин голос. Точнее, это был папин голос, но не моего папы. Это был голос папы Кирпичева.
Сам папа Кирпичев, живой и невредимый, стоял в каких-то рыжих кустиках в окружении своего живого и невредимого семейства — матери и дочери Кирпичевых (причем не в виде пижам, а в своем естественном, натуральном виде). Он стоял посреди моей (!) комнаты в черном смокинге и в бакенбардах.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу