Дéнис Уоткинс-Питчфорд - Вверх по Причуди и обратно. Удивительные приключения трех гномов

Представьте себе: вся эта сила жизни, все эти миллионы листьев, все эти сантиметры новых побегов, на которые скоро удлинятся кусты, деревья и цветы, – всё это нынче таилось под землёй, и никто даже не догадывался об этом.

Утро было тихим и пасмурным, но потом солнце стало понемногу пробиваться сквозь тучи, и на лугах фермера Счастливчикса дрозды начали выводить трели и распеваться: это были первые такты великой симфонии во славу Жизни.

Каждая тоненькая веточка на ивовом кусте, который рос на берегу Причуди, покрылась серебристыми почками, а по шершавой серой коре наклонившегося дуба на другой стороне заводи ползали три сонные мухи, радуясь теплу и солнечному свету.

В этом месте, по причине, известной только ему одному, ручей Причудь поворачивал под прямым углом.

Под дубом вода подмыла песчаный берег, обнажив массивные корни дерева, похожие на переплетающиеся канаты. Солнце освещало крутой склон, но нависавшие над берегом корни отбрасывали тень, и под ними было совсем темно.

Возле кромки искрящейся воды располагалась маленькая отмель с разноцветной галькой и белым песком; блики света, отражавшегося от водной глади ручья, играли на коре дуба и гасли, едва проходящее облако заслоняло солнце.

Зима выдалась сухой и малоснежной, поэтому вода в ручье была чиста и прозрачна; конечно, она стояла выше, чем летом, но без какого-либо намёка на муть от паводка. Вода была такой чистой, что, стоя на отмели, можно было разглядеть на дне ручья каждый камушек, хотя в более глубоких местах дно скрывалось в коричневатых потёмках, и вода приобретала цвет зрелого эля.

Вдоль берега рос тростник; за зиму он изрядно побелел, но, взглянув на него пристальнее, можно было заметить на омертвевших стеблях остроконечные зелёные побеги, только что пробившиеся на свет. Впоследствии этот тростник превращался в густые зелёные заросли, и его сочные острые листья прижимались друг к другу так плотно, что протиснуться между ними было под силу лишь водяной крысе. На противоположном берегу находился отлогий спуск к воде; сюда приходил на водопой скот фермера Счастливчикса. Его коровы взрыхлили копытами почву на берегу, превратив её в ужасное месиво, а трава выше по ручью была довольно сильно вытоптана. Но в самóм ручье грязи было мало, так как дно устилали песок и галька. Если ленивые животные достаточно долго стояли в ручье, всё, что налипало на их копыта, довольно быстро смывалось течением.

В тени под корнями дуба что-то зашевелилось. Сперва можно было подумать, что это водяная крыса или мышь; но потом, если бы вы замерли на месте и ждали достаточно долго (ведь маленький народец обычно чувствует приближение человека), вам посчастливилось бы увидеть Мéума. Он осторожно выглянул из-за корня, озираясь по сторонам и прислушиваясь.

Выше по течению ручья, в серебристом ивняке, вертелась синичка, маленькая красивая пичужка, оперение которой местами было окрашено в такой же цвет небесной лазури, как и лоскут чистого весеннего неба над ней.

– Синь-сини, синь-сини, синь-сини! – пела она.

Для Меума эта песенка означала: «Всё спокойно». Маленький человечек, словно мышь, выбежал на разноцветную галечную отмель.

Вы должны знать, что Меум и его собратья были (насколько мне известно) последними гномами, оставшимися в Англии. Это удивительно, но Меум был очень похож на гномов из сказок, вплоть до остроконечной кожаной шляпы-колпака и длинной бороды. На нём были короткая курточка и жилет из мышиной кожи, пояс из полоски змеиной кожи, бриджи из кротовой кожи, подвязанные ниже коленей, а вот туфель и чулок он не носил. В них не было надобности, ведь гномы – волосатый народец; летом они порой и вовсе обходятся без одежды. Их тела, в отличие от наших, покрыты густыми волосами до самых пят; что же до туфель, то могу сказать одно: если бы вы с самого рождения не носили никакой обуви, то они бы и вам не понадобились. На поясе у гнома висел охотничий нож из кованого железа, сделанный из обломка дверной петли, который он нашёл в ручье.

Синичка-лазоревка по прозвищу Синепуговка вспорхнула на нижнюю ветку ивы, нависавшую над заводью, и стала наблюдать за гномом, тараща на него свои глаза-бусинки.

– А, Синепуговка! Рад тебя видеть. Как прошла зима?

– Так себе, – грустно ответила синичка, усевшись на ветке среди мягких ивовых почек.

Прежде чем продолжить, должен сказать вам, что, конечно, звери и птицы не говорили с гномами на нашем языке. Они говорили на своём наречии, которое гномы понимали. Разумеется, в этой книге я переложил их разговоры на наш язык, иначе вы бы не разобрали, о чём они толкуют.