– У меня есть идея получше, – вмешался Тысячелист. – Давайте попросим Водокрыса отбуксировать нас через бурные участки. Если он откажется, то, быть может, согласится Выдра.
– Блестящая идея! Выдра и Водокрыс! Отлично! Да они нас до сáмого Истока Причуди доставят, если мы попросим. Почему нам раньше не пришло это в голову? – мысль о путешествии нравилась Тысячелисту и Меуму всё больше и больше.
Вьюнок фыркнул.
– Что ж, можете отправляться, вы оба, а я останусь и буду продолжать наслаждаться жизнью – ещё хотя бы парочку лет. А вы не забыли о великане Громобое и Вороньем лесе? Вы – глупцы, я не желаю даже думать об этой сумасбродной затее. Можете идти, а я с вами не пойду. Вам-то хорошо, с двумя-то ногами, а у меня всего одна, да и та мне не очень поможет, если придётся убегать от великанов или плыть, если я свалюсь в Причудь.
Гномы продолжали спорить до тех пор, пока не погасли последние угли; наступила полная темнота, и был слышен только шум ветра снаружи. Под конец сморило даже Меума, и в тёмной пещере под старым дубом воцарилась тишина.
На остывшем лугу одна за другой улеглись спать коровы, а где-то вдали, за Чертоговой рощей, тявкала лесная собака (лиса). Через прорехи в рваных облаках поблёскивали звёзды, а под корнями дуба, где пахло дымком и копчёным гольяном, слышен был тихий храп трёх гномов, похожий на гудение эльфийских рожков. Солнце ушло на другую сторону большого круглого мира, и мягкий покров темноты обволакивал теперь всё живое. Не спали только ночные охотники, вроде красных лесных собак, да попрыгýши (так гномы называли зайцев), а что до филина Бена, то он был за самóй Коллинсонской церковью и охотился на свежей пашне.
Глава 2
Лодка спущена на воду
На следующее утро Меум и Тысячелист выяснили, что Вьюнок по-прежнему неколебим в своём решении воздержаться от путешествия вверх по ручью, которое казалось ему безрассудством. Вплоть до этого момента три гнома всегда жили в согласии и никогда не разлучались; сейчас же они впервые всерьёз разошлись во мнениях. Вьюнок был угрюм и даже отказывался разговаривать со своими товарищами; непривычное уныние охватило всю троицу.
Критикуя предложенный план, Вьюнок надеялся, что друзья изменят своё решение. Прежде подобное путешествие обсуждалось много раз, и, как уже бывало, Меум и Тысячелист могли оставить эту затею.
В воздухе запахло весной, стояла солнечная погода, и у гномов было много дел. В пещере нужно было сделать основательную уборку, и для этого маленькие человечки вытащили всю мебель на солнце и сожгли старую тростниковую выстилку. Вьюнок прошёлся по всем кладовым и перебрал их содержимое. Сначала он разобрал груды копчёного гольяна, выловленного осенью. Он обнаружил, что у них оставалось ещё сто шестьдесят связок сушёной рыбы, что вместе с прочей рыбой составляло сто восемьдесят связок. Они так и пролежали в кладовой всю зиму, хорошо сохранившись, потому что зимой гномы много не едят – они впадают в спячку в самые холодные месяцы года, как сони. Затем Вьюнок пересчитал сушёные грибы; осень выдалась неурожайной, и осталась только связка из тридцати грибов. Что до печенья из желудей, то оно почти всё закончилось. А вот запас пшеничных лепёшек был внушительным; к счастью для гномов, фермеру Счастливчиксу взбрело в голову распахать и засеять пшеницей большой луг ниже Мшистой Мельницы – дело доселе неслыханное. Это было очень кстати, ведь собранные зёрна приходилось нести совсем недалеко, и прошлой осенью гномы, воспользовавшись представившейся возможностью, запасли пшеницы с избытком. Они усердно трудились вплоть до октября, каждую лунную ночь отправляясь на сжатое поле и возвращаясь назад с пшеничными зёрнами, которые тащили в кульках из щавелевых листьев. А что со сладостями? Осталось шесть горшочков дикого мёда; гномы большие охотники до мёду. Груды сушёных лесных ягод, шиповник и боярышник, буковый и лесной орех, дикие яблочки и сушёные ягоды тёрна позволят им продержаться до следующего фруктового сезона. Вьюнок был вполне доволен проведённым учётом.
Затем он зашёл в винный погреб. Вино хранилось в раковинах улиток (таких больших, коричневых, которые водятся в садах), закупоренных деревянными пробками. На каждой раковине были сделаны аккуратные надписи с названием и годом урожая; все они располагались рядами за корнем дуба. «Бузина, 1905» (урожайный год), «Тёрн, 1921», «Первоцвет, 1930», «Лютик, 1919» и так далее. Вьюнок всё делал обстоятельно, а вино было его особой гордостью; подавали это угощение в очень редких случаях: когда устраивали званые обеды для зверей (на них приглашали друзей), на Хэллоуин или в канун Праздника летнего солнцестояния. Пили вино прямо из раковин – каждая из них вмещала как раз столько, сколько гном мог выпить во время одной трапезы.
Читать дальше