Серж Светланов - По щучьему велению

Счастье в доме и тепло.

Быстро время утекло…

Вот отец, ужо, и мать

Стали быстро уставать.

Дни уж дома коротали

И в том не было печали.

А Емеля вырос статным,

Некрасивым, но опрятным.

Развесёлый и лихой,

А смекалистый какой!

Всё в сарае мастерит,

А глядеть-то не велит.

Дома чинит всё подряд —

Будь то крыша иль ушат.

Мать-то в нём души не чает,

А Емеля всё вздыхает:

« Инструмент бы мне и лес —

Сделал б хату до небес».

Лето, осень иль весна —

От работы кутерьма.

Поспевай лишь, не ленись,

Семь потов сойдёт – трудись.

Так с рассвета до заката

Пробегали дни когда-то

В поле пахотном, лугах,

Огороде иль садах,

Да в лесах, тогда дремучих,

Бурных водах – дюже злючих…

И Емеля не сидел,

Как и все, в трудах потел:

Вместе с матерью в саду,

В огороде иль в лесу…

Тут Козьма был одинок.

Не в него пошёл сынок,

Не заставишь промышлять —

Зверя, птицу добывать.

Он их сызмальства жалеет,

Убивать, ужо, робеет.

Плачет, если их поранит.

Лечит их, с отцом буянит.

Не охота – лишь морока…

Возвращались раньше срока.

Козьма с Дарьей совещались…

И… с охотой – распрощались.

Промышлять Козьма ходил,

Как на то хватало сил.

А Емелю уж не брал,

Только всё тайком вздыхал…

Вот страда опять прошла.

Осень тёплая ушла.

Запуржило, замело,

И с зимою принесло

Для Емели благодать —

Сласть любил на печке спать.

В тишине, в тепле мечтает…

И во снах своих летает

Точно сказочный герой,

Той былинною порой.

И о чём он там мечтал…?

Только дни и ночи спал.

Подвывала ему вьюга,

Снов прелестная подруга.

Так он зиму коротал…

Но по дому помогал:

Снег расчистит аж до речки,

Поразмяв бока от печки;

Дров нарубит, нанесёт,

Песни весело поёт.

Прорубь сделает как надо —

Девкам здешним то отрада.

( Раньше воду с речки брали

И хворобой не страдали).

То для бани воду носит,

Если мать его попросит.

Два ведра и коромысло,

Песни звонкие с посвистом,

Залихвасткие поёт,

Подбоченися идёт.

Девки зыркают глазами,

Тихо подпевают сами.

Не одна вздыхает тяжко —

Замуж хочет уж, бедняжка…

А Емеле хоть бы что:

«Он? Жениться? Ни за что!»

Мать с отцом уже не раз

С ним о том заводят сказ.

Но Емеля лишь смеётся,

А в «силки» – то не даётся:

«Вот в снежки-то благодать…

Можно с девками играть.

Много их, а ты один —

Сам себе и господин!..»

Вот, однажды, будит мать:

«Надобно тебе вставать,

Рождество, чай, на носу.

Я ж водицы не снесу.

Ты заполни наши бочки,

Баньку мы истопим к ночке,

Чтоб попарить стары кости.

А с утра – к дитяткам в гости.

Обещались уж давно…

Не ходить совсем – грешно.

Батя баньку с утра ладит…».

А сама Емелю гладит

И любовью своей греет,

И от счастья тихо млеет.

Тут Емеля потянулся,

Улыбнулся и … проснулся.

Мать обнял, поцеловал,

Шапку лихо надевал,

Полушубок старый свой

И, любуюся собой,

Вышел. Песни начал петь,

Да и вёдрами греметь.

С горки к речке вмиг скатился

И… в сугробе очутился.

Отряхнулся, рассмеялся,

Да и к проруби помчался.

Наледь сбил с неё ночную,

Пока тонку, чуть седую.

Над водицей пар пахнул.

Вёдра полны зачерпнул,

К коромыслу их приставил,

Там покудова оставил…

Как на воле хорошо!

Всё вокруг белым – бело.

Тишина и благодать…

Места лучше не сыскать.

Лишь задиристый мороз

Щиплет краем его нос.

Вдруг в ведре плеснуло что-то…

Иль позвал, кажись, кого-то?!

Глядь – в ведре-то Щука бьётся…

В руки сразу не даётся:

«Ну, голубушка, постой,

Знатной будешь ты ухой!»

Тут рукою он словчил

И за жабры подхватил.

Вынул мигом из ведра:

«Здравствуй, щучая кума!

В гости, видно, к Рождеству

Бог прислал таку красу».

Щука рот лишь открывает,

Да неслышно что-то бает.

А сама то не простая:

Вся сребристо – золотая,

Глаза – чиста бирюза…

В них горючая слеза.

Тут Емеля рот открыл…

Жаль такую – нету сил.

Улыбаться перестал,

Пальцы рук своих разжал,

Положил в ведро опять,

Дабы дать ей подышать.

Вкруг ведра того всё ходит,

Но со Щуки глаз не сводит.

Жалко Щуку отпускать,

Ещё жальче убивать.

Вот задача то какая?!

Добро с естеством играя,

Ставит грешный свой вопрос

Не на шутку, а всерьёз…

«Распеки меня, Омеля, —

Вдруг махнул рукой Емеля, —