Кэтрин Дойл - Чудо из волшебного шара

– Это что ещё за Скрудж?

– По-моему, это пустая рождественская хлопушка, Хьюго, – со вздохом сказала бабушка Фло. – Нечто, лишённое целиком и полностью всякой радости.

– О! – воскликнул отец. Он не успел произнести больше ни слова, как Джордж влетел в свою комнату, хлопнул дверью и прижался к ней спиной.

Он скользнул на пол, и крупные слёзы хлынули по щекам.

Некоторое время спустя в дверь к Джорджу постучали. Он перекатился на ноги и стал яростно вытирать рукавом щёки.

Дверь, скрипнув, приоткрылась, и в щель грациозно скользнула рука, размахивая белым чайным полотенцем, как флагом:

– Я пришла с миром.

– И с чем-нибудь поесть тоже? – с надеждой спросил Джордж.

Из-за двери показалась голова бабушки Фло в ореоле серебряных кудряшек.

– Ещё бы! – воскликнула бабушка Фло, словно это было что-то само собой разумеющееся. Глаза у неё сияли из-под очков, но морщины вокруг глаз стали глубже. – А у тебя, моя радость, кажется, нос заложен. Ты как себя чувствуешь?

– Хорошо, – сказал Джордж, откашливаясь от хрипоты. – Я как раз собирался идти чистить зубы.

– О, замечательно! Я как раз вовремя, – бабушка Фло проскользнула в комнату, держа в руках тарелку перегретых мясных пирогов.

У Джорджа заурчал живот.

– Как же тебе удалось пронести их мимо папы?

– За тридцать лет работы секретным агентом разведки, Джордж, чему-нибудь да научишься.

– Я думал, ты была учителем пения.

– Да неужели?.. – ухмыльнулась бабушка Фло и закрыла дверь задом. – Кем бы я ни была, раз уж ты стал свидетелем моей контрабанды, я думаю, самое разумное будет избавиться от улик. Ты не против?

Джордж уже стаскивал на пол пуховое одеяло и бросал на него подушки.

– Можешь не уговаривать! – сказал он, опускаясь на пол.

Они сели, упираясь спиной в кровать Джорджа, и раздвинули широко ноги, как тряпичные куклы. Комнату будто захлёстывала цветная волна. Джордж с мамой красили её вместе – для стен они выбрали самый яркий голубой цвет, какой только сумели найти, а потом Джордж держал стремянку, пока мама, запрокинув голову, превращала потолок в Млечный Путь. Звёзды простирались над ним каждую ночь и напоминали о ней.

Бабушка Фло залезла в карман и извлекла оттуда шесть шоколадных палочек.

– И не говори, что я никогда тебя не балую, – сказала она, подкладывая припрятанное печенье к имеющейся добыче. – В них столько сахара, что нам с тобой хватит продержаться до утра.

Джордж широко улыбнулся, щёки его были набиты непрожёванными пирогами, словно у хомяка:

– А знаешь, если говорить о полуночных пикниках, этот вовсе не так уж плох.

– Ах, какая бабушка не захочет услышать такое признание! – мечтательно воскликнула бабушка Фло. – Не так уж плох!

Их покой нарушил шум в доме: далёкое эхо тяжёлых шагов разлетелось по коридору, следом хлопнула дверь. Джордж откусил ещё кусок мясного пирога, скрывая прилив досады:

– Уж лучше бы он проспал всё Рождество. А то для всех только хуже делает.

Бабушка Фло поправила над ухом своенравную прядь:

– Не сердись на папу, Джордж. Зря он сорвал на тебе свой гнев.

– И на тебе тоже зря, – буркнул Джордж, и знакомая искорка злости напрягла позвоночник. – Почему ты не накричала в ответ?

Бабушка Фло откинула голову назад:

– Наверно, потому, Джордж, что несмотря на папин возраст и несмотря на мой, он всё ещё мой ребёнок. И ему плохо . Он боится, когда ему напоминают о маме. – Глаза у бабушки затуманились. – Это самый отчаянный страх из всех страхов на свете. Он ищет выхода и может прикинуться чем угодно. Гневом. Чёрствостью. Безрассудством. – Она схватила с тарелки мясной пирог и повертела в руках. – Совершенно необъяснимым пренебрежением к Рождеству.

– Значит, он только притворяется , что терпеть не может Рождество? – с сомнением произнёс Джордж.

– Я думаю, он терпеть не может воспоминания, которые навевает праздник, – просто ответила бабушка Фло. – Но это, в общем, одно и то же.

– Ага.

И, прогоняя напряжённость, Джордж погладил себя по груди, а бабушка – тёплыми кругами по спине. Мало- помалу кулак, сжимавший ему сердце, ослаб, и он снова мог дышать свободно.

В затянувшейся тишине, отрываясь от полуночного пира, бабушка Фло тихонько запела. За долгие годы жизни её голос не раз озарял стропила школьных спортивных залов и больших концертных, своды церквей и театров. Он звучал на перекрёстках улиц и в маленьких кофейнях, на фольклорных фестивалях и нередко, словно это было для неё делом чести, каждый караоке-бар – поначалу в Дублине, а потом, когда она отправилась за море, чтобы начать новую жизнь с дедушкой Джорджа, и в Лондоне. Муж умер, когда отец Джорджа был ещё маленьким, но бабушка Фло никогда не переставала петь.