Лихие, чуя, что запахло жареным, покаялись, что увидели в изголовье лысого красивый нож и решили его пощупать, нет ли каких других дорогих вещей. А он оказался сущим медведем и всех поломал, так что теперь не знают, смогут ли тащить государеву службу. И просят только об одном: отправить их подальше от этого черта, хоть прямо на войну!
Десятник молча забрал нож и вернулся в свою избу, где его ждал Федот. За ним, посмеиваясь, набились стрельцы, которые уже прослышали, что их новобранец навалял лихим.
– Ну что, будем наказывать? – спросил старший стрелец десятника.
Десятник только помотал отрицательно головой:
– А зачем? Ни хитру, ни горазду, ни птицею горазду суда божьего не минути! Лихие в стрельцы лезут, чтобы оружие и власть получить. А получат воинскую службу под Смоленском. Куда уж больше наказывать. Да и прибор никто не отменял. Ты нам, – повернулся он к Федоту, – весь прибор загубишь со своими кулачищами!
Стрельцы захохотали, хлопая виноватого Федота по спине. Федот только ниже склонил голову.
– Собирайся! – сказал ему десятник.
– Куда?
– В Суздаль. Не буду ждать, сегодня отвезу к полусотнику. Пусть у него голова болит!
Стрельцы снова загоготали.
– Я собравшись, – сказал Федот.
– Тогда держи. В бою добытый, – и протянул Федоту нож. – Восточной работы, видать, каких купцов из Сарая, а то и из Самарканда грабанули…
Нож был странным, слегка изогнутым, с узорчатым лезвием и металлической, с мелкими камушками ручкой. Федот повертел нож в руках и не придумал, куда же его положить.
– Ты его в рукав спрячь, – посоветовал один из стрельцов. – Там отгиб большой, как раз за него уместится.
Федот засунул нож в рукав кафтана и изнутри попытался его вставить за отворот рукава. Дело оказалось непростое, и пришлось закатать рукав рубахи, но как только нож коснулся кожи предплечья, он словно раскалился, и руку обожгло огнем. Федот аж подпрыгнул, тряся рукой.
Нож отлетел и упал на пол. Он стал рыжим от ржавчины, камушки выпали, а металл рукоятки посерел, словно олово.
– Чего ты?! – подивился десятник.
– Обожгло! – ответил Федот, растирая осторожно руку, на которой явственно проступало длинное, красное пятно, похожее на родимое.
– Словно в огне побывал, – сказал десятник, рассматривая нож. – Что за чудеса?!
– Никак порча какая на нож наложена была, – сказал один из стрельцов, шевеля нож кочергой. Все тут же закивали и слегка попятились. Пуль и сабель стрельцы не боялись, а вот порча их пугала…
– Не иначе как на смерть заговорен был, – закивали остальные. – Как рука-то?
Федот поднял рукав, показал пятно. Все покачали головами, поцокали языками:
– Везучий. Легко отделался.
– Это, если рука не отымется, – сказал десятник. – Как, боль-то разливается? Рука не немеет?
– Не-а, жжет только… Но меньше.
– Ну, посиди тут, подожди, пока я соберусь. Поешь, вон, пока, – сказал десятник. – На коне-то ездить умеешь?
– В санях?
Все опять захохотали.
– Верхом, дурень! Да вы погодите ржать, балбесы, с этим парнем нельзя знать, чего он умеет, а чего нет. Вот еще окажется лучше вас наездником.
Стрельцы тут же согласились, что такое возможно.
Федот тихо сел в угол к столу и сделал вид, что ест. Но когда он сунул руку в рукав, чтобы погладить пятно, нож внезапно оказался в его руке, словно выскочил из пятна. Это его так напугало, что он тут же разжал руку, и нож исчез. Федот поглядел на ржавый нож, валявшийся на полу – он так и валялся, куда упал. Но как только Федот снова погладил пятно, нож опять прыгнул ему в руку…
И это показалось ему знакомым, но словно из давно забытого сна… И из того же сна пришло понимание, что об этом рассказывать не надо.
В тот же день десятник отвез Федота в Суздаль на стрелецкое подворье. Оказалось, что на коне он держится вполне прилично, и стрельцы провожали, хлопали его коня по крупу и говорили: «Скоро свидимся в Суздале».
Всю дорогу Федот разглядывал новый нож, выскакивающий ему в руку из родимого пятна на предплечье. И он ему очень нравился. Но вместе с ним пришло ощущение, что этот нож не для обычных дел и еще пригодится однажды в будущем…
Артамон Сергеевич Матвеев уже несколько лет был полковником, но оставался стрелецким головой третьего стрелецкого приказа, и стрельцы его полка предпочитали звать его своим головой, потому что голова у него была светлая. Матвеева любили, как никого другого. Царь Алексей Михайлович назначил Матвеева командовать полком в 1648 году, двадцати трех лет отроду. И не было в России лучшего начальника для своих подчиненных, хотя полководцы лучше и были.
Читать дальше