Александра Созонова - Чукля

Алеша лежит спиной к окну и лицом к двери. Но когда Игорь Петрович с Зиночкой уходят, он перекладывает подушку и ложится лицом к окну. Пусть хоть два часа, хоть час, но он хочет смотреть не на тускло-зеленые стены, а на солнце и небо. Нянечка Саввишна, когда приходит с обедом, разрешает ему так лежать. А ее сменщица Лидия заставляет перевернуться обратно.

В сущности, это единственное разнообразие в больничной череде дней: то добродушная пухлая Саввишна, то строгая Лидия, то кукольно хорошенькая Зиночка, то ее сменщица Нина с неулыбчивым лицом и тяжелым подбородком. Только страшноватая санитарка всегда одна и та же: сменщицы у нее нет.

Впрочем, один день вырывается из унылой череды: воскресенье. В этот день Алешу приходит навестить папа. Он приносит пакет с апельсинами и йогуртом. И две-три книжки. Жаль, папа не знает, какие из них Алеша уже прочел, а какие нет. Конечно, самые любимые можно и перечитать. Но таких немного. И еще жаль, папа не верит, что его сын читает так быстро: ему кажется, две-три книжки в неделю – более чем достаточно. Сегодня пятница, папа придет только через два дня, а «Том Сойер» уже проглочен (второй раз), как и «Пеппи Длинныйчулок» (в первый и последний: бойкая девочка с попугаями на плечах и сундуком золотых монет Алеше не пришлась по душе: в жизни таких не бывает).

Шесть дней подряд мальчик ждет прихода папы, а тот сидит у него от силы полчаса. Папе некогда. И говорит он почти всегда одно и то же. О маме: она звонила и передавала сынуле привет, скоро вернется из командировки и обязательно его навестит. Алеша слушает и кивает, хотя не верит ни капельки: прежде мама никогда не уезжала в командировки, а позвонить могла бы ему напрямую: под подушкой у мальчика всегда лежит старенький включенный мобильник.

Папа в десятый раз будет объяснять виноватым тоном, отчего Алеша лежит не в детской больнице вместе со сверстниками, а во взрослой, где ему не с кем дружить и играть. Его угораздило заболеть чем-то необычным, чего в детских больницах не лечат. Алеша знает, что папа скажет следом за этим: его слова не меняются, как и слова медсестры Зиночки и нянечки Саввишны. Он попросит прощения, что навещает лишь раз в неделю и ненадолго: приходится много работать. Он взял дополнительную работу, чтобы Алеша лежал в отдельной палате.

«Но может быть, тебе скучно лежать одному? Попросить перевести тебя в общую? Тогда у меня будут деньги на электронную книжку, о которой ты давно мечтаешь».

Электронная книжка – замечательная вещь. В нее можно закачать хоть сто, хоть тысячу книжек и не зависеть больше от папы с его двумя-тремя. Но Алеша отказывается: «Не надо, пап». Он не лежал еще в общей палате, но стены в больнице тонкие, и он слышит доносящиеся оттуда звуки: кашель, храп, хохот, азартные выкрики при игре в карты. Одному спокойнее. Можно смотреть в окно, когда Зиночка раздвигает шторы, читать, мечтать, спать.

Папа говорит мало и одно и то же. Это не мама, с которой они болтали часами по вечерам и в выходные: смеялись, выдумывали смешные истории, рисовали, обсуждали любимые фильмы и мультики. Ни с кем так радостно и легко не болталось, как с мамой… Но когда кончается даже сухая и короткая беседа с папой, становится грустно до слез: в следующий раз его навестят только через неделю.

Больничные дни напоминали Алеше товарный поезд: длинный-длинный, в сто или двести вагонов. Он едет, едет, едет, вагоны мерно стучат по рельсам, и нет этому ни конца, ни края. Вагоны все одинаковые, серые и скучные, и везут они что-то серое и скучное: цемент, или мешки с манной кашей, или сухие иголки от прошлогодних елок.

Правда, в унылой череде вагонов случаются просветы: интересная книжка или счастливый сон. Алеша любил засыпать по ночам: вдруг да увидит маму или что-нибудь почти столь же прекрасное: цветущий луг, облака, резвящихся зверят. Он и днем пару раз засыпал в надежде на просвет в череде вагонов, но дневные сны разочаровали. Почему-то в них не было ничего светлого или сказочного – лишь обрывки больничных будней, суета и морок, – и больше Алеша старался после обеда не засыпать.

А вообще, за всю его десятилетнюю жизнь никогда не было ему так одиноко и уныло.