Владимир Голубев - Летучий корабль

– А почему к невесте? Нет у меня никакой невесты!

– Да потому, что неудачникам головы рубят, а ты с головой жених.

Девица отвернулась и побежала догонять шумное птичье стадо.

– Как тебя зовут? – только и крикнул вдогонку царевич.

– Божена, – донеслось в ответ и, как говорят всё знающие летописцы, упрямая девица добавила:

– Счастливо оставаться.

Еще печальнее вернулся во дворец Елисей. Матушка усадила за стол сынка, спрашивает:

– Ну, что там на реке, Елисеюшка? Расскажи, пока нет Демьяна, а то он непременно примется браниться.

– Я нашёл её.

– Ну и что, она счастлива, что её полюбил царевич?

– Нет, она не желает со мной даже разговаривать, обиделась и ушла.

– Ты бы дал ей золотых монет за причиненные неудобства.

– Ты что, мама. Она бранилась на меня.

– Молодец, приличная девица, на шею не бросалась, верно, строгого воспитания, а это в наше время большая редкость!

– О чем ты? Она сказала, что уезжает из столицы и меня видеть не хочет.

– Вот те на! А где она живет?

– Я думаю, у нас на птичнике.

– Вот так дела! Надо что-то придумать.

Тут открылась дверь и зашёл царь, который просто-напросто подслушал весь разговор:

– Что вы без меня придумаете-то? На кого царство-государство оставлять, не ведаю.

– Батюшка, ты подслушивал?

– Как ты смеешь такое болтать? И кому, в лицо самому царю! Я случайно остановился… вот и всё.

– Милый, а можно послать верного дьяка на птичник и выведать там всё о птичнице?

– Что бы вы делали без Демьяна Великого! Я уже отослал, с минуту на минуту вернется.

Вскоре в палаты вбежал дьяк с растрёпанной бородой. – Не вели казнить, вели миловать, царь-батюшка.

– Тебя, Ефимко, тока за смертью посылать, долго ждать доведётся и ничего не понять, то ли в рай собираться, то ли в ад. Докладай, токмо с чувством, с толком, с расстановкой.

– Старший птичник божится, что ничего о девке не ведает. Говорит, мол, нанял из жалости, когда та без одёжи осталась. Откуда она взялась, не знает, а проживает она в светелке у бабки Матрены, на Светлой улице.

– Понятно, что ничего не ясно. Вопросов стало больше, чем ответов.

– Не вели казнить, царь-батюшка.

– Иди домой, и никому ни слова, ясно?

– Разумеется, чай, не дурак на службе у государя.

– Смотри у меня, а то всяких разных пустомелей на оленях увозят в те края, где десять месяцев зима – остальное лето.

– Как не понять.

Покинул палаты верный слуга, а Демьян призадумался, подпёр щёку рукой и сопит, то ли почивает, то ли думу думает. Семья ожидает, чай в чашки подливает. Царица крючком вяжет скатёрку, а Елисей из платка птичку крутит.

Повелел царь призвать первого мудреца боярина Наума, вместе стали думу думать, да так ничего не надумали, опустив носы, разошлись. Да тут царю еще попался на глаза шут Емелька:

– Иди сюда, дурачок!

– Не вели казнить, вели миловать, да шубу подарить с лаптями.

– Не ехидствуй, заноза, подскажи, что делать-то нам с Елисеем?

– Разок он уже прыгал выше горы, в луну из лука стрелял, да дубок вырывал, пускай повторит. Повторение – мать учения. А-то только меня в тереме кличете смешилой и шутилой.

– Да, видно, выбора нет, придётся послушать несуразного скомороха.

На том и порешил царь. Елисей на уговоры согласился, и утром они выехали в сторону птичника. По требованию свиты привёл птичник девицу в серой рубахе, всю в пуху и перьях.

Поклонилась она царю, а Демьян и говорит:

– Девица Божена, не к кому нам сватов посылать, не ведаем твоих отца и мать, потому, по царскому велению, объявляем указ, хотим тебя, девицу без рода и племени, взять в жёны нашему единственному сыну Елисею. Но при одном условии, если наш сын пройдёт три испытания и, хотя бы одно из них выполнит. Вот какие: первое – перескочить через гору, второе – угодить стрелой в луну, третье, и последнее – голыми руками свалить столетний дуб.

– Я готов к испытаниям! – подтвердил Елисей, робко глядя на девушку.

Царь тогда продолжил:

– Если удастся исполнить задание, то тогда и определится твоя счастливая доля – поведёшь нашу птичью прислужницу под венец. Ну, а если дашь маху, то пойдем тебе выискивать новую невесту, не может быть, чтобы на Божене свет клином сошёлся. А потом, перед нами точно она? Из-за пуха не могу рассмотреть невестку. Умойте её!

Старший птичник с испугу попасть в царскую немилость, окатил птичницу из ведра водой. Расплакалась Божена и сквозь горькие слезы молвит:

– Ваше царское величество, а меня-то хоть кто-то спросил? Или, может, силком потащите под венец?