Марина Капранова - Канины истории

– Недви… чего? – не понял крот незнакомое слово и продолжал: – А я совсем не против, если вы ко мне в гости придёте без приглашения! Но я всё равно вас приглашаю, – и голова Юрика исчезла за холмиком земли. Каня наклонилась, чтобы разглядеть, что там за холмиком, и обнаружила нору. В тот же миг из норы выскочила лапа крота, схватила Каню за руку и потянула вниз. Лямка, видя, что Каня плавно исчезает, схватила её за сандалии зубами, и они вместе оказались в темноте.

Когда Каня немного пригляделась, то увидела сидящего напротив Юрика.

– Нам пора, – деловито сказал крот и поднялся, чтобы начать путь.

– Юрик, я требую объяснений! – вскакивая и больно ударяясь головой о потолок, вскричала Каня. Но Юрик уже почти скрылся вдалеке. Стоять в темноте было неприятно, да и бесполезно. И Каня с Лямкой последовали за кротом.

Немного покружив по подземным лабиринтам, друзья оказались в невысокой полутёмной норе, где на земляном стуле восседал довольно-таки упитанный пожилой крот в очках и строгом костюме тёмно-серого цвета. Он листал страницы толстой потрёпанной книги.

– Доставил! – выдохнул Юрик и юркнул в боковую дверь, только его и видели.

Пожилой крот приподнял очки, но не снял, а оставил их на лбу. Каня с Лямкой насупленно молчали.

– Рад познакомиться. Я – Василий, но все зовут меня дядя Вася, – произнёс крот, пристально разглядывая Каню. – Наслышан, наслышан о твоих расследовательских способностях… Лес полон слухов, – продолжал он.

– Здравствуйте, – вежливо сказала Каня. Лямка по-прежнему хранила молчание, виляя хвостом. Каня продолжила: – Я так понимаю, вам нужна моя помощь? Но о помощи таким варварским способом не просят…

– Не кипятись, – оборвал Канину речь дядя Вася, – у меня дело государственной важности, понимаешь ли. А вдруг тебя кто-нибудь другой перехватил бы, или ещё что-нибудь непредвиденное случилось? Так что извиняй, не было у меня другого выхода.

– Ладно, – снисходительно ответила Каня, – рассказывайте о своём деле.

– В ногах правды нет, – сказал дядя Вася, – присаживайся, – и он указал на земляную скамеечку у стены.

Каня присела на краешек скамейки, Лямка последовала за ней, легла у её ног, положив голову на сандалии Кани, и тоже приготовилась слушать рассказ дяди Васи.

– Кроты выбрали меня старшим среди нашего сообщества, – начал свой рассказ дядя Вася, – потому что я пользуюсь большим уважением у сородичей. К тому же у меня безупречная родословная: ещё мой предок тридцать семь поколений назад был великим сёгуном у кротов в Японии. Но его потомков позвали великие дела, и им пришлось вернуться на Родину.

– Сёгун, сёгун… – встрепенулась Лямка, – что-то очень знакомое! – обратилась она к Кане.

– Как же ты забыла, Лямка?! Бабушка читала нам японские сказки, и там был смелый и умный военачальник. С японского «сёгун» переводится как «военачальник».

– Точно! – вспомнила Лямка и приготовилась слушать дальше.

– У меня пропал свиток. Эта семейная реликвия хранилась вот в этом сундучке, – крот взял в руки стоящий рядом небольшой кованый старинный сундучок. – В свитке прослеживалась наша родословная до тридцать седьмого колена, и хочу заметить, – подчеркнул дядя Вася, – что родословная безупречная: любой крот позавидует такой родословной! Я даже знаю, кто выкрал свиток – мой родной племянник, которого я пригрел на своей груди после отъезда его родителей. Я относился к нему, как к родному сыну, а он – э-эх – этому сверчку-репортёру пообещал свиток, если тот возьмёт его в свою футбольную команду. А где собрался в футбол играть – в норе? На свету-то ничего не видит, а туда же, просто бредит этим футболом. А этот сверчок рассвистит всю информацию из свитка на весь лес. Да не в этом беда, а беда в том, что напридумывает, чего нет. Знаем мы этого репортёра – болтун, каких свет не видывал, потом доказывай, где правда, а где вымысел… Верно я говорю, Мих Михыч? – обратился крот к кому-то невидимому в противоположном углу. – Да, кстати, забыл вам представить своего летописца Мих Михыча, ох и горазд он писать, он ещё у моего отца служил летописцем.

От стены отделилась тёмная фигурка крота-старичка, почему-то одетого во фрак. На груди у него красовалось белоснежное жабо.

– Разрешите выразить своё почтение, уважаемая Каня! Я так понимаю, ваше имя после данных событий тоже будет запечатлено в летописной книге.